— Ты что, рехнулась? Променять производство на детский галдеж?
Павлик Громаков все спрашивал сочувственно, как у внезапно заболевшей:
— Ты хорошо подумала?
А в Пятиморске Григорий Захарович сокрушенно назвал ее предательницей, Стасик Панарин прямо рассвирепел, а Верочка — теперь уже не Аркушина, а Сибирцева, потому что вышла замуж за приехавшего к ней с Кубани учителя, — обняла подругу ласково за плечи:
— Ах ты, синечулочница моя!
Один папа отнесся к этому спокойно.
— Лишь бы ты наконец-то нашла себя.
— А я нашла! — убежденно ответила она.
И вот оказалась в Пятиморской восьмилетней школе-интернате и уже второй месяц преподает химию, работает воспитательницей 6-го класса «Б».
Когда-то, возвращаясь с шамекинской практики, Лешка мечтала заняться наукой о материалах будущего, создавать «вторую природу».
Но разве ребятишки — это не материал будущего? Разве не создают они, воспитатели, новую человеческую природу?
А все-таки в чем-то, совсем немножко, опасения Веры не беспочвенны. Ей, Леокадии, уже почти двадцать пять лет. Воистину — старая дева, и никаких, так сказать, перспектив. Впрочем, один воздыхатель здесь объявился. Да вон, кажется, он. Шествует к школе собственной персоной. Разглядим-ка вас издали, товарищ Генирозов.
Леокадия из озорства даже приоткрыла пошире окно.
Генирозов миновал школьный фруктовый сад, высокую беседку, затканную виноградом «изабелла», и стал подниматься по лестнице главного входа.
Нелепой была первая встреча Леокадии с Генирозовым. Она только-только появилась в интернате с направлением из облоно, поговорила с директором о своих будущих классах и заглянула в учительскую.
В длинной светлой комнате лицом к высокому трюмо сидел мужчина лет двадцати восьми и что-то старательно писал. Больше в учительской никого не было.
Он увидел ее в зеркале, деликатно привстал. Все еще продолжая смотреть в трюмо, поднялся в полный рост, повернулся к ней.
— Здравствуйте, коллега, — произнес он тихим, вкрадчивым голосом и подошел к ней с протянутой рукой, искательно поглядывая маленькими, неопределенного цвета глазами.
— Генирозов… Учитель изящной словесности. Откровенно говоря, слышал, что вы — местная обитательница и пожаловали к нам..
На Генирозове — красивый темно-серый костюм с короткими, высоко застегнутыми бортами, белоснежная нейлоновая сорочка. Нос у него — остренький, а над губой — шрам, словно у кота ус.
Узнав, что за Юрасовой закрепили шестой класс «Б», Генирозов посочувствовал.
— Классик, откровенно говоря, жуткий. Но не падайте духом — поможем. Простите, вы замужем?
От неожиданности и удивления Леокадия ответила не сразу:
— Н-н-нет… А почему это вас так срочно заинтересовало?
— Да что вы, просто так… — Приветливо заулыбался Генирозов, и золотые коронки вспыхнули в уголках его рта. — Я тоже, откровенно говоря, холостяк.
— Подумайте, какое совпадение! — уже немного сердясь, но еще сохраняя ироничность, воскликнула Юрасова.
— Да, но не убежденный, далеко не убежденный, — многозначительно произнес Генирозов. — Все живое обзаводится населенным гнездом.
Он именно так и сказал: «населенным гнездом». Леокадия с трудом сдержалась, чтобы не расхохотаться. Хотела было ответить, как для нее жизненно важно это уточнение, но в учительскую решительной походкой вошла директор, Мария Павловна. Ее звали в школе Вассой Железновой, вкладывая в прозвище почтительность и уважение. Темный, мужского покроя костюм ладно сидел на ее полной фигуре. Проницательно посмотрев на Генирозова большими, немного насмешливыми глазами, Мария Павловна сказала с властным добродушием:
— А пойдемте-ка, Леокадия Алексеевна, еще о делах потолкуем.
Леокадия проследила, как Генирозов чинно поднялся по ступенькам, и закрыла окно. Собственно, почему она так строга к этому человеку? Он есть то, что он есть. И вовсе не обязательно думать, что если тебе не нравится, так, значит, он плохой человек. О Генирозове говорят, как о знатоке русского языка, ведет он себя скромно, с достоинством. Значит, пусть живет и здравствует. Правда, у него на ногтях — светлый лак… Но какое ей до этого дело!
Прозвенел звонок — и словно из бочки, доверху наполненной шумом, сразу выбили дно.
Надо было идти в свой шестой «Б».
До обеда почти целый час был свободный. Леокадия решила на это время убрать с детьми двор. Но сначала следовало узнать о происшествиях в классе, без которых никогда не обходилось.
Ну, ясно: Рындин стрелял на уроке кусочками мыла, Лиза Пальчикова читала под крышкой парты «Декамерона», Валерик Улыбышев грыз шоколад.