Выбрать главу

— Скоро вы там? Доколе можно чикаться?

— Помпы не тянут, — сообщил дивизионный меха­ник. — Скорее всего, забиты приемные патрубки...

Патрубки находились под палубным настилом куб­рика, и очистить их можно было только вручную, ны­ряя в холодную воду.

— Добровольцы есть? Только скорее, — торопил Выра. — Сами видите, что делается.

Среди грохота бури и тяжких, сотрясающих душу ударов неослабно орал норд-ост. Голос его в снастях поднялся до визга. Необузданные валы, рождаясь из пучины, росли до неба. Они подбрасывали, валяли и крутили, добивая без пощады.

— Водки дадите? — спросил боцман, и на сердце у Выры слегка отлегло.

— Дам.

— И брусок масла...

— Хоть два.

Водки у него не было. Только бренди. А сливочно­го масла сколько угодно: брикетами в цветном станио­ле по фунту весом. И еще имелся резиновый полу-шлем с баллоном, гофрированными трубками и загуб­ником. Но водолазным прибором еще не пользовались, а главное, боцману предстояло нырять в темноте, без связи, в наглухо задраенном помещении. И ему не по­мочь, если откажет техника, или тело сведет судоро­гой, или... Подумаешь, стакан бренди или масло! Для такого дела ничего не жалко.

Решетки приемных патрубков засорились кофей­ными зернами. Кофе пропал весь, сахар тоже растворился, а с крупчаткой ничего не случилось. Она лежа­ла в коконах из соленого теста, которое, подсохнув, стало скорлупой, и мешки потом приходилось вскры­вать топором. Зато стало ясно, почему погибли «систер-шипы» у берегов Африки. Скорее всего, амери­канцы опрокинулись, израсходовав газойль из топлив­ных цистерн. Центр тяжести неизбежно переместился к верхней палубе, где располагались глубинные бомбы и кранцы первых выстрелов, а штормовая волна доко­нала.

Старший лейтенант Выра, конечно, пожадничал с продовольствием, но он, как моряк, жадничал грамот­но. Получалось, что мореходность маленьких катеров, так же как древних ло́дей или ушкуев, в конечном счете зависела от самих ушкуйников, то есть от лич­ного состава...

Перед Хвал-фиордом на восточном побережье Исландии их встречал английский корвет. Облака ра­зошлись, открыв совсем иные, чем над Флоридой, хо­лодные звезды. Звезды уже не моргали, пристально разглядывая утлые суденышки, которые пошатыва­лись с борта на борт, кивали искорёженными над­стройками, брели кое-как, словно с дрожью в колен­ках. Однако в ордере двигались все катера. Все до еди­ного.

Вдоль борта приземистых крейсеров флота его ве­личества, на необъятных палубах линкоров и авиа­носцев были построены команды.

«Кого-то встречают», — устало подумал Выра и вдруг услыхал оркестр. Привычные, до боли знакомые, родные слова сами ложились на звуки марша: «Наверх вы, товарищи. С богом — ура! Кипящее море под нами...»

— Вот это номер! — крикнул Максим с мостика своего катера. — «Варяга» знают...

На мачте флагманского британского корабля взви­лись три флага.

— Хорошо сделано! — расшифровал их значение сигнальщик по книге международного свода. Оказыва­ется, встречали-то их.

— Коли так, ладно, — кивнул старший лейтенант Выра, а про себя подумал, что на такой переход мож­но решиться или по молодости, или по глупости, а по­вторить его — разве только под пистолетом.

Глава 6

О флотских досугах

Берег всплыл на пределе видимости. Отчеркнутый твёрдым горизонтом, он походил вначале на облачко и как бы принадлежал небу, но, постепенно раздава­ясь, тяжелел каменными откосами. И глаза стали раз­личать подробности рельефа, для опознания которых не требовалось заглядывать в лоцию. И от унылого побережья веяло домашним теплом.

Вот и закончилась кругосветка. Старшие лейтенан­ты Рудых и Выра со своими спецкомандами пересекли два океана и три континента с запада на восток. Всем почему-то казалось, что в главной базе флота их ожи­дает торжественная встреча, но, видно, загордились, слишком привыкли к привилегированному положению гостей. В точке рандеву обменялись позывными со ста­рой калошей, которая при ближайшем рассмотрении оказалась дозорным кораблем. Свернув со знакомого фарватера, он привел катера в пустынную губу. И там сигнальщики приняли первый семафор с распоряжени­ем выделить подвахтенную смену для сколачивания плавучих причалов.

«Сказылись воны там, чи шо?» — с раздражением подумал Выра и тут же осадил своего боцмана, кото­рый выразил те же мысли, только по-русски.

— Двадцать суток не спамши, — громко ворчал Осотин, и это был факт. Но, видно, сам Выра тоже потерял чувство реальности, хотя до сих пор не услы­шал ни единого выстрела.

Морская война негромкая, и состоит она не сто­лько из скоротечных схваток, а в основном из ожида­ния боя, напряженного, целеустремленного, бдительно­го... Северный флот воевал. Поэтому вместо торжественной встречи подвахтенная смена застилала бревен­чатые рамы на железных бочках-понтонах серыми про­соленными досками. В дело шел бесхозный плавник, выплюнутый прибоем. Рискованные «лесозаготовки» были возложены на команды дозорных кораблей — после смены с боевого дежурства. В каменных распадках сушились впрок штабеля бревен и пиленой древесины.

На катера зачастили флагманские специалисты, снабженцы, представители отдела кадров и отдела комплектования.

— Добро переводим, товарищ командир! — ворчал боцман Осотин.

Петр Осотин считал все корабельные припасы свои­ми, тем более что корешки накладных он благоразум­но не сохранил, а снабженцам объяснял, что там ника­кой бюрократии и в помине нету. Если не верят, пусть проверяют через Наркомат внешней торговли.

— Ты это брось, боцман. Не будь куркулем. А тех, кто отличился, надеюсь, Родина не забудет.

— Орденок никому не лишний, — соглашался Осо­тин, который, надо думать, уже пронюхал о наград­ных листах. — А харч надо бы придержать.

Выре тоже было жаль расставаться с запасами. Он сквозь пальцы глядел на боцманские хитрости, но сам по мелочам не скопидомничал, неизменно приглашая к столу после делового разговора. Выра был убежден, что, раз идет война, согласования не могут продол­жаться до бесконечности.

Конец им положил сам командующий. Вызвав ка­тера в главную базу для смотра, он за полчаса разре­шил все споры, вручил награжденным ордена и меда­ли и в заключение пообещал назначить им такого ко­мандира, который бы «новгородское вече» не разво­дил. Потом он разрешил увольнение на берег, тем более что гарнизонный Дом офицеров приглашал на кон­церт приезжих артистов.

— Подмени, дружище, — пристал к Выре Максим, которого, как на грех, назначили дежурным по диви­зиону. — Завтра фронтовой бригады из театра уже не будет, а тебе какая разница днем раньше или позже увидеть свою Раису.

Разница, понятно, была. Василий Выра тоже не счи­тал себя бронзовым и жену не видел почти целый год. Но просил друг, и Василий ему уступил.

Поздним вечером после концерта Максим неожи­данно вернулся на причал, и не один.

— Представляешь, «Серенаду Солнечной долины» здесь тоже поют: «О прошлом тоскуя, я вспомнил о нашей весне. О как вас люблю я, в то утро сказали вы мне...» Ясно, что мне захотелось познакомиться с ис­полнительницей.

Максим пообещал ей показать заморский катер, хотя время для экскурсий было не слишком удачное и, главное, это допускалось только с разрешения Воен­ного совета.

— Ты же знаешь... — напомнил Выра. — И потом уже дали отбой...

— В кубрики не поведу. Ей там неинтересно, — за­верил Рудых. — А что касается разрешения — ты нас не заметил.

По обязанности дежурного Выра должен был вос­препятствовать, но махнул рукой, надеясь, что после награждения вряд ли кто посмеет учинить проверку службы. Во всяком случае, до утра.

Но дежурный по дивизиону ошибся в расчетах. Ча­са в четыре по местному времени на причале появился маленький ростом, очень интеллигентный капитан первого ранга с засургученным пакетом в руках. Вы­яснив у Выры, кто из офицеров на берегу, он приказал немедленно направить за ними посыльных-оповестителей. У дежурного по дивизиону екнуло сердце, и он предложил сразу же сыграть тревогу.