— Больше у вас ничего нет?
— Честь.
— Я имею в виду, — объяснил сеньор Эрберт, — что-нибудь такое, что меняет цвет, если пройтись по нему кистью, намазанной краской.
— Дом, — сказал старый Хакоб так, будто отгадал загадку, — Он ничего не стоит, но это все-таки дом.
Вот так и получилось, что сеньор Эрберт получил дом старого Хакоба. К нему перешли также дома и имущество всех тех, кто не смог выполнить условия, но зато он устроил целую неделю веселья с музыкантами, фейерверками, циркачами-канатоходцами и сам руководил праздником. Это была памятная неделя. Сеньор Эрберт говорил о чудесной судьбе поселка, нарисовал даже город будущего с огромными стеклянными зданиями, на плоских крышах которых будут танцевальные площадки. Он показал его собравшимся. Они удивлялись, пытаясь найти себя в ярко раскрашенных сеньором Эрбертом прохожих, но те были так хорошо одеты, что узнать их было невозможно. От всего этого у них начинало болеть сердце, Они смеялись над тем, над чем прежде плакали в октябрьские дни, и жили отуманенные надеждой, до тех пор пока сеньор Эрберт не позвонил в колокольчик и не объявил, что праздник окончен. Только тогда он решил отдохнуть.
— Вы умрете от такой жизни, какую ведете, — сказал старый Хакоб.
— У меня столько денег, — сказал сеньор Эрберт, — что нет никакого смысла умирать.
Он повалился на постель. Он спал дни и ночи, храпя, как лев, и прошло столько дней, что люди, устали ждать, Им пришлось откапывать крабов и есть их. Новые пластинки Катарино стали такими старыми, что никто не мог слушать их без слез, и пришлось закрыть Много времени спустя после того, как заснул сеньор Эрберт, в дом старого Хакоба постучал священник. Дверь была заперта изнутри, Спящий при дыхании вбирал так много воздуха, что некоторые предметы, став легче, начали парить над землей.
— Я хочу с ним поговорить, — сказал священник.
— Придется подождать, — ответил старый Хакоб.
— У меня мало времени.
— Садитесь, падре, и подождите, — повторил старый Хакоб. — А пока, сделайте одолжение — поговорите со мной. Я уже давно ничего не знаю, что делается на свете.
— Люди уходят. Скоро поселок станет таким, как прежде. Вот и все новости.
— Вернутся, — сказал старый Хакоб, — когда над морем снова будет запах роз.
— Пока что надо как-то сохранить иллюзии у тех, кто еще остался, — продолжал священник, — Надо срочно начать строительство церкви.
— За этим вы и пришли к мистеру Эрберту, — сказал старый Хакоб.
— Именно так, — сказал священник, — Гринго очень добры.
— Тогда ждите, падре, — сказал старый Хакоб. — Может, он и проснется.
Они стали играть в шашки. Партия была длинная и трудная, они играли ее много дней, но сеньор Эрберт не проснулся. Священник в конце концов пришел в отчаяние. Он везде бродил с медной тарелочкой для пожертвований на строительство церкви, но ему мало что удалось собрать. От этих упрашиваний он становился все прозрачнее, кости его начали стучать друг о друга, и однажды в воскресенье он приподнялся над землей на две кварты, но об этом никто не знал. Тогда он сложил в один чемодан одежду, в другой собранные деньги и распрощался навсегда.
— Запах не вернется, — сказал он тем, кто пытался его отговорить. — Надо смотреть правде в глаза — поселок погряз в смертных грехах.
Когда сеньор Эрберт проснулся, поселок был таким же, как прежде. Дождь месил грязь, оставшуюся после многочисленных толп, земля снова стала бесплодной и черствой, будто кирпич.
— Долго же я спал, — зевнул сеньор Эрберт.
— Вечность, — сказал старый Хакоб.
— Я умираю от голода.
— Все остальные тоже, — сказал старый Хакоб, — Только и осталось — ходить на берег и выкапывать крабов.
Тобиас нашел сеньора Эрберта ползающим по песку с пеной на губах и подивился тому, как голодные богачи похожи на бедняков. Сеньор Эрберт не мог найти достаточно крабов. Под вечер он предложил Тобиасу поискать что-нибудь съестное на дне моря.
— Что вы, — предостерегал его Тобиас, — только мертвые знают, что там, в глубине.
— Ученые тоже знают, — сказал сеньор Эрберт. — Там, за морем кораблекрушений, гораздо глубже, живут черепахи с очень вкусным мясом. Раздевайся и пойдем.
Они пошли. Отплыли от берега, потом спустилась в глубину, все ниже и ниже, где сначала исчез свет солнца, потом — моря и предметы были видны только благодаря собственному свечению. Они проплыли мимо затонувшего поселка, где мужчины и женщины верхом на лошадях гарцевали вокруг зеркального киоска. День был прекрасный и на террасах цвели яркие цветы.