Надо ли говорить, с каким уважением я относился к этому человеку, как ценил его знания и опыт. И конечно, [126] у меня не было никаких сомнений в том, что к походу в Севастополь крейсер будет подготовлен самым лучшим образом.
Существо задачи и характер проведения подготовительных мероприятий разъяснил также командирам эсминцев капитан-лейтенантам С. С. Воркову и П. И. Шевченко и военкомам этих кораблей. Каждому эсминцу предстояло принять на борт 300 бойцов морской пехоты и 30 тонн груза (в основном боеприпасы).
На кораблях закипела работа. Марков, разумеется, раздобыл лес, и корабельные мастера изготовляли лотки для выгрузки ящиков с боеприпасами, тяжелые сходни, но которым можно было не только идти бойцам, но и скатывать орудия, автомашины, походные кухни. Личный состав кораблей был расписан по местам погрузки и выгрузки. Для приема раненых дополнительно развертывались медицинские и операционные пункты.
В один из дней мы с Марковым проверили, насколько быстро экипаж крейсера управляется с высадкой бойцов, выгрузкой орудий, автомашин и боеприпасов. Тем самым установили примерное время, необходимое для стоянки в Севастополе. Оно не выходило за пределы отпущенных нам полутора часов.
Свое решение на переброску бригады со штурманскими и иными расчетами я донес командующему флотом. Оно было одобрено.
В ночь на 26 мая крейсер и эсминцы приняли полагавшийся им груз. С наступлением темноты 26 мая началась посадка на корабли личного состава морской бригады. В час ночи 27 мая мы оставили Батуми.
Ночь выдалась погожая, безоблачная. Мы шли курсом 270 градусов - строго на запад. Курс лежал вдоль турецкого побережья. Мы держались от него на почтительном расстоянии. Ход был вполне приличный - 22 узла.
Путь к Севастополю мог бы оказаться короче, если бы корабли шли на северо-запад. Но не всякий наиболее короткий путь наверняка приводит к цели. Нам важно было как можно меньше часов находиться в зоне действия авиации врага и его торпедных катеров, важно также появиться у Севастополя с того направления, с которого нас меньше всего мог ожидать противник. Удлиняя путь, мы отдаляли опасности, стремились выиграть для себя лишний шанс.[127]
Весь день нас никто не тревожил. Ровно гудели машины крейсера. За его кормой тянулась идеально прямая лента кильватерной струи. Эту ленту резал и резал своим острым форштевнем шедший сзади эсминец. Слева на горизонте в сизой дымке показались вершины далеких турецких гор. Можно было подумать, что у нас легкое мирное плавание. Но расчехленные стволы зениток смотрели вверх, и расчеты при них были в полной готовности. Наблюдатели все время обшаривали биноклями воздух и воду в своих секторах.
Наконец флаг-штурман Петров, который вместе со штурманом крейсера скрупулезно вел счисление пути, доложил на мостик:
- Время поворота на новый курс.
На меридиане Севастополя корабли круто повернули на север, держа направление на мыс Сарыч, и увеличили ход до 30 узлов. Сигнальщики и зенитчики получили распоряжение усилить наблюдение. Почти сразу же вслед за этим поступил доклад: «Справа по носу - неизвестный самолет».
Вскоре сигнальщики по силуэту определили - немецкий разведчик. Можно было не сомневаться, что он обнаружил нас. Теперь жди воздушной атаки. Спокойное плавание кончилось.
Через несколько минут на горизонте появилась группа бомбардировщиков. Они кружились на одном месте, атакуя, видимо, какую-то цель. Чем ближе мы подходили к тому месту, тем явственнее вырисовывались мачты и трубы транспорта, а затем и его корпус. Очертания судна мне показались знакомыми. И точно, я опознал его - это теплоход «Грузия».
Кто из нас, черноморцев, не знал до войны «Грузию» - красивый белоснежный пассажирский лайнер. Но в данном случае я говорю о другом знакомстве - боевом. Во время командования «Червоной Украиной» мне приходилось охранять «Грузию» в конвоях, которые ходили в Одессу. Теплоход уже не имел прежнего блеска - его покрасили шаровой краской. Хорошо помнится, как в день, когда завершалась эвакуация Одессы, в «Грузию» попала авиационная бомба. Возник пожар. Команда теплохода мужественно боролась с огнем. На помощь ей пришли моряки из экипажа эсминца «Незаможник». Пожар потушили, повреждения исправили. И теплоход вместе с [128] другими транспортами вышел из Одессы, увозя ее сланных защитников к крымским берегам.
И вот опять мы встретились с «Грузией» на пути к Крыму. Теплоход шел в Севастополь с грузом боеприпасов. Это один из тех быстроходных транспортов, которым еще под силу было прорываться в осажденный город. Мы видели, как тяжело приходится «Грузии». Бомбардировщики стаей вились над ней. Уклоняясь от бомб, теплоход менял курсы. Нельзя не отдать должного мастерству и мужеству капитана судна В. А. Габунии. Маневрировал он искусно. Зенитки теплохода и конвоирующих его кораблей били по самолетам. Однако трудно сказать, чем бы все это кончилось, если бы не появился наш отряд.
- Сейчас бомбардировщики переключатся на нас, - говорю Маркову. - Приготовьтесь.
Эсминцы тоже предупреждены о возможной воздушной атаке. И действительно, кружившая над «Грузией» стая распалась. Большая ее часть направилась в нашу сторону. Самолеты стали заходить для бомбометания по крейсеру с носовых углов. Зенитные установки всех трех кораблей открыли огонь. Впереди по курсу бомбардировщиков возникли белые облачка от разрывов снарядов. Вражеские летчики вынуждены были отвернуть. От некоторых самолетов отделились черные точки. Однако бомбы разорвались далеко от борта крейсера.
По- прежнему держим полный ход. Вот мы уже догнали «Грузию», шедшую параллельным курсом, и начали удаляться от нее. Судно, естественно, не могло развить такой скорости. Но мы довольны, что облегчили его участь.
После нескольких безрезультатных атак самолеты улетели в сторону Крыма. Видимо, израсходовали запас бомб. Но не прошло и получаса, как в небе появились новые группы «юнкерсов». Эти атаковали гораздо упорнее. Идя двумя эшелонами - один выше, другой ниже, - они прорывались сквозь зенитный огонь и выходили на боевой курс. Командир крейсера, стоя у машинного телеграфа, внимательно следил за самолетами. И как только от них отрывались бомбы, он подавал команду на руль. Крейсер кренился, уходя в сторону от опасного места. На большом ходу даже у такого крупного корабля повороты весьма резки.
Оглядываюсь на эсминцы. Они тоже расчетливо уклоняются [129] от бомб. Им, правда, делать это легче вследствие более высокой маневренности.
Сумерки вынудили бомбардировщиков уйти. Но появилась более серьезная опасность - торпедоносцы.
В двух группах торпедоносцев, которые, летя низко над водой, шли в атаку на крейсер и эсминцы, сигнальщики насчитали семь самолетов. Одновременно с открытием огня корабли повернули, приводя самолеты за корму. Это проверенный тактический прием: при встрече с торпедоносцами не подставлять под торпеды борт, маневрировать так, чтобы вероятность их попадания в корабль оказалась наименьшей.
Самолеты все ближе. Ревя моторами, они проносятся над головой. Два пузырчатых следа от сброшенных торпед тянутся к кораблю. Взгляд прикован к ним. Тяжелые секунды. Наконец вырывается вздох облегчения - торпеды проносятся мимо.
В то же время сигнальщики докладывают: самолеты разворачиваются для новой атаки. И все повторяется сначала.
Пожалуй, впервые мы встретили таких настойчивых вражеских летчиков. Не отступают, лезут на огонь. Но командиры наших кораблей, все моряки противопоставили им более высокую выдержку и мастерство, сведя на нет упорные и неплохо организованные атаки торпедоносцев.
В течение двух часов мы отбивали налеты фашистской авиации и несколько нарушили график своего движения. Увеличиваем ход, чтобы наверстать упущенное. Считаю необходимым поблагодарить командиров кораблей и экипажи за успешное отражение воздушных атак. По отряду передается сигнал: «Флагман выражает свое удовлетворение вашими действиями».
Под покровом ночи корабли приблизились к Севастополю. На фарватере, ведущем ко входу в базу, все внимание сосредоточиваем на точности курса - ведь справа и слева мины.