«Бывшие моряки Российского Военного флота всех специальностей призыва с 1910 по 1917 г. приглашаются [169] для записи в целях поступления на службу во вновь формируемый военный морской отряд.
Заявления будут приниматься ежедневно от 10-ти час. утра до 3-х час. дня с 25-го сего июня 1918 г. в Коллегии Управления Всероссийского военно-морского порта (Канавино, Сорокинское Подворье). От желающих поступить в отряд требуется признание платформы Советской власти, безукоризненная честность как по отношению к начальству, так и к своим товарищам. Не имеющих этих качеств просим не беспокоиться. Комиссар Волжской Военной флотилии Н. Маркин».
Знавшие Маркина балтийцы рассказывали нам, что это человек необыкновенный. Восемнадцатилетним юношей он вступил на путь революционной борьбы, сидел в царской тюрьме. После победы Октябрьского восстания в Петрограде стал членом Всесоюзного Центрального Исполнительного Комитета, работал в Комиссариате иностранных дел.
- Грамотный, несмотря на то что из матросов, ну а по храбрости и прямоте - моряк настоящий, - говорили балтийцы.
В то время Красная Армия и Флот формировались на добровольных началах. Поэтому нам и предлагалось дать свое согласие о зачислении во флотилию.
В штабе дело оформилось быстро. Нас спросили, кто мы и откуда, готовы ли служить Советской власти, какую имеем флотскую специальность. Мы написали заявление с обязательством служить на флотилии. А затем беседовавший с нами моряк сказал:
- Скоро начнем формировать экипажи судов и тогда определим ваше положение. Ждите вызова.
Создание флотилии было нелегким делом. Боевых кораблей на Волге не имелось. Приходилось отбирать из коммерческого флота пароходы, буксиры, баржи, катера, пригодные к плаванию, дооборудовать их и вооружать, укомплектовывать экипажи, снабжать их боеприпасами и продовольствием.
Нижегородский комитет партии, Совет рабочих и крестьянских депутатов мобилизовали речников, рабочих Сормовского завода. С их помощью в затонах отбирались нужные суда, приводились для ремонта к заводу «Теплоход». Рабочие сутками не выходили из цехов, стараясь побыстрее превратить пароходы и буксиры в боевые корабли. [170] Петроград и Москва слали специалистов, орудия, механизмы, различные материалы.
Меня зачислили на баржу-форт «Сережа» сигнальщиком. Торпедисты здесь были не нужны, а сигнальное дело я изучал еще в школе юнг. Баржа стояла у причала завода «Теплоход» - длинная, широкая, с будкой-мостиком в кормовой части. Недавно построенная, она была рассчитана на подъем 125 тысяч пудов сухого груза. Специалисты во главе с Маркиным, занимавшиеся формированием флотилии, решили сделать из нее плавучую крепость, передвигающуюся по реке с помощью буксира.
В начале августа из Петрограда прибыл эшелон с орудиями и снарядами. На «Сереже» началась установка четырех 100-миллиметровых дальнобойных пушек, шестнадцати 75-миллиметровых и еще двух пушек меньшего калибра. Двадцать два ствола! Такой огневой силе могли позавидовать и боевые корабли.
Баржа имела и своеобразную броню. Это были тюки спрессованного хлопка, ровной линией прилаженные вдоль бортов на верхней палубе. Тюки обнаружили на одном из складов Нижнего Новгорода, и кто-то высказал оригинальную мысль насчет использования их в качестве бортовой «брони». Как показало дальнейшее, такая «броня» отлично защищала экипаж не только от пуль и осколков, но даже от снарядов небольшого калибра.
Командиром у нас был старый большевик А. В. Сабуров, человек очень твердый и хорошо разбиравшийся в морских делах. Команда выбрала судовой комитет. В него попал и я - мне доверили пост заместителя председателя.
К середине августа закончилось вооружение нашей баржи, а также пароходов «Ваня», «Добрый», «Ташкент». В полной готовности были катера «Олень» и «Пересвет», вооруженные каждый двумя небольшими пушками и пулеметами. Мы получили приказ о выходе на фронт.
На митинг, посвященный проводам флотилии, собрались рабочие завода «Теплоход», прибыли представители Нижегородского губкома партии, военного комиссариата. Они желали нам боевых успехов в борьбе за Советскую власть. От имени моряков выступил Маркин. К тому [171] времени мы все уже хорошо знали его, у нас на «Сереже» он бывал несколько раз. Комиссар флотилии поблагодарил рабочих за то, что они так быстро отремонтировали и вооружили пароходы.
Затем, обращаясь уже к морякам, он сказал:
- Мы идем воевать с врагами Советской республики, и, если погибнем в боях, нас не забудет Советская власть!
В ответ раздались громкие крики «ура».
Снялись со швартовов. «Сережу» взял на буксир в недавнем прошлом пароход, а ныне боевой корабль «Ваня». Двигались медленно - маловато было у «Вани» силенок, чтобы тянуть наш «дредноут». Однако нам повезло - в Звениговском затоне мы обнаружили вполне исправный буксирный двухтрубный пароход «Мария» с почти полным штатом команды. Маркин приказал взять пароход для флотилии. «Мария» гораздо легче потянула «Сережу» по извилистому речному фарватеру.
В пути мы произвели отстрел орудий, то есть опробовали их действие. Надо было убедиться в надежности крепления орудий, в прочности корпуса баржи. Залпы «соток» звучали очень громко, гулко отдаваясь в металлической коробке «Сережи». Весь наш плавучий форт сильно содрогался при этом, палуба кое-где выгибалась. Но в общем корпус баржи испытание выдержал.
Двигаясь вниз по течению Волги, флотилия 21 августа прибыла к городу Свияжск. Здесь и был фронт. Фланги двух наших сухопутных армий упирались в реку с обоих ее берегов. И флотилия не только прикрыла эти фланги, но и стала связующим звеном между армиями.
Уже на второй день по прибытии в Свияжск произошла схватка с кораблями противника. Их обнаружил катер «Олень», вышедший в разведку вниз по реке. Он первый и завязал бой. Его поддержали корабли «Ольга», «Лев» и орудия нашей баржи. Мы дали понять неприятелю, что ему теперь не придется безраздельно хозяйничать на Волге.
Получая задание на обстрел той или иной цели, мы следовали на буксире вниз по течению до исходной точки. Здесь наш водитель пароход «Мария» поворачивал на обратный курс и, не отдавая буксира, ложился в дрейф. Баржа тоже разворачивалась и двигалась по течению кормой вперед. С помощью руля мы направляли ее к берегу [172] и закрепляли тросами за ближайшее дерево. Получалась стационарная позиция, с которой можно было вести огонь, пользуясь заранее рассчитанными данными. Если стреляли по невидимым целям, договаривались о корректировке огня с армейскими артиллеристами.
Обычно после наших первых залпов белые отвечали огнем береговых батарей и кораблей. Когда не удавалось подавить их и снаряды падали в опасной близости от баржи, быстро отдавали швартовы и сигналили буксиру, чтобы тот давал ход. Так как и «Сережа» и «Мария» были уже повернуты на обратный курс, это позволяло нам быстро сменить позицию или уйти за пределы дальности огня противника. Такой тактики на флоте обычно придерживаются при набеговых действиях, когда корабли внезапно появляются у берегов неприятеля, совершают огневой налет и немедленно отходят…
Нередко, спустившись вниз по течению, мы высаживали на берег разведывательную группу. Пользуясь отсутствием сплошного фронта, разведчики могли уходить довольно далеко в сторону Казани, следя за передвижением кораблей белых и засекая вражеские огневые позиции. По моей просьбе меня каждый раз включали в такую группу.
Форт «Сережа» вследствие своей ограниченной маневренности в первые дни боевых действий не рисковал спускаться слишком далеко вниз по Волге. А другие суда флотилии смело совершали глубокие рейды, тревожа корабли белых.
Очередной рейд наши суда совершили 26 августа. Они встретили корабли противника, навязали им бой, а затем начали отходить, как бы признавая превосходство белых. Это был заранее рассчитанный маневр. Корабли белогвардейской флотилии ринулись в погоню. За одним из поворотов реки они попали под огонь нашей баржи, которая по плану «операции» должна была здесь встретить врага. Сюрприз пришелся ему не по вкусу. Радостно было видеть, как преследователи на всех парах удирали обратно.