Вскоре темнота совсем укрыла берег. И тогда, не зажигая [193] в целях маскировки ни единого огня, моряки и морские пехотинцы начали свою нелегкую работу. Рычали моторы танков, осторожно взбиравшихся по носовым сходням болиндеров. На канонерских лодках скрипели тросы корабельных стрел, поднимавших пушки и ящики с боеприпасами.
Приняв полагающийся им груз, корабли и суда отошли от причалов и, рассредоточившись, направились в назначенные им укромные места в районе бухты.
В Туапсе погрузка боевой техники несколько задержалась. Об ее окончании мне доложили лишь днем 3 февраля. В донесении говорилось также, что началась посадка на корабли и личного состава десантных частей. Ведь по плану операции второму эшелону следовало выйти в море на несколько часов раньше первого, чтобы вовремя прибыть к месту высадки. В 15 часов 40 минут из Туапсе сообщили, что транспорты и корабли охранения начали движение в сторону Озерейки.
А у нас в Геленджике в это время к причалам подошли лишь первые подразделения морских пехотинцев.
Следя за посадкой бойцов на катера, канонерские лодки и болиндеры, я невольно, как и перед десантом в Феодосию, обращал внимание на моряков штурмового отряда, спокойно идущих к сторожевым катерам. Это добровольцы с кораблей и из подразделений Новороссийской военно-морской базы. Несмотря на зимнюю пору, многие из них в бушлатах и бескозырках. Бравые ребята!
Отряд сторожевых катеров возглавляет капитан 3 ранга В. П. Иванов - тот самый Иванов, который открывал нам «ворота» Феодосии в памятную декабрьскую ночь 1941 года. Подхожу к нему, здороваюсь, спрашиваю о самочувствии. Не думалось тогда, что вижу его в последний раз…
К семи часам вечера посадку закончили. Корабли и суда стали выбирать якоря и сниматься со швартовов.
«Незаможник», на котором я держу свой флаг, первым выходит из бухты. В кильватер ему следуют «Железняков», три базовых тральщика, ведущие на буксирах приплюснутые коробки болиндеров, за ними три канонерские лодки. Со стороны моря колонну охраняют пять сторожевых катеров.
Огибаем обрывистый мыс Толстый. И сразу ветер бросает в лицо соленую водяную пыль. Облака низко висят [194] над морем, по которому катятся белые пенистые барашки. Корабль начинает покачивать. Ничего удивительного - для здешнего февраля обычная погода.
«Незаможник» держит малый ход, подстраиваясь под скорость всего маломаневренного отряда. Но через полчаса сигнальщики докладывают, что идущих в кильватер судов не видно. Куда они подевались?
Приказываю командиру эсминца П. А. Бобровникову повернуть на обратный курс. Идем этим курсом чуть ли не до самого мыса Толстый и только тогда обнаруживаем отставшую колонну. Она потеряла строй. Выясняется, что у двух тральщиков, ведущих за собой болиндеры, лопнули буксиры. Не так-то просто завести новые в темноте и при ветре.
Наконец причина задержки устранена, колонна продолжила путь. Но скоро не выдержал буксир на третьем тральщике. Опять стоим, ждем, волнуемся, потому что теряем время. Только возобновили движение - на том же, третьем, тральщике еще раз порвался буксир…
Вот они - «сюрпризы» непогоды. Однако задерживаться больше нельзя. Даю по отряду сигнал - не останавливаться. Тральщику приказываю, после того как заведет новый буксир, двигаться самостоятельно.
Идем очень медленно. Становится ясно, что мы никак не успеем подойти к Южной Озерейке в назначенное время, то есть к часу ночи. А ведь корабли эскадры, находящиеся теперь в пути, будут действовать точно по плану. Получится большой разрыв между артиллерийской обработкой участка высадки и самой высадкой.
После некоторых раздумий решил дать радиограмму командующему флотом и командующему эскадрой с просьбой задержать начало артподготовки на полтора часа.
Ветер не стихает, и волна не уменьшается. Тральщики с трудом буксируют болиндеры. Из-за них отряд не может форсировать ход.
Когда до Южной Озерейки осталось несколько миль, дал по отряду сигнал - перестроиться в ордер № 2, то есть принять тот обусловленный планом высадки порядок, в котором корабли и суда должны подходить к берегу. В темноте впереди по курсу уже угадываются неясные очертания береговых высот. А время приближается к половине третьего - к тому сроку, на который мы просили [195] перенести начало артиллерийской подготовки. Учтена ли эта просьба, нам пока неизвестно. И кораблей эскадры что-то нигде не видно.
2 часа 30 минут. Тишина. Не дошла радиограмма или не принята во внимание? Но тут темноту ночи прорезают яркие вспышки залпов. Эскадра здесь!
Гром перекатывается над морем и кажется совсем близким. Берег ярко освещается как раз там, куда намечено высадить десант, - это один из эсминцев удачно пристрелялся осветительными снарядами. Неподалеку от уреза воды горят какие-то постройки.
Огонь очень сильный. Да это и не удивительно - стреляют два крейсера, лидер и два эсминца. (Впоследствии мы узнали, что за полчаса они выпустили без малого две тысячи снарядов.) Но огонь ведется по площадям, а местность у Озерейки холмистая. Оборонительные сооружения противника могут остаться нетронутыми. Весьма озадачивает то, что берег молчит. Ни единого ответного выстрела. Трудно поверить, что у неприятеля здесь нет батарей.
С началом артподготовки сторожевым катерам даю сигнал идти к берегу. За катерами двинулись болиндеры, ведомые уже не тральщиками, а малыми портовыми буксирами.
Отстрелявшись, корабли эскадры повернули на юг и растворились в темноте. Горящие в Озерейке дома по-прежнему освещают берег. С мостика «Незаможника» хорошо видно, как сторожевые катера строем фронта приближаются к пенистой черте прибоя. И в этот момент с берега на воду лег яркий луч прожектора, взметнулись вверх ракеты. Затем заговорили вражеские орудия и минометы, послышалась дробь пулеметных очередей.
Вот когда ожили огневые точки противника! Значит, корабельный огонь вреда им не причинил и молчали они до поры до времени с умыслом. Хочется сказать капитану 3 ранга Иванову и морякам штурмового отряда: «Быстрее, ребята!»
Катера у берега. Прямо в пену прибоя прыгают матросы. Они бегут, стреляя на ходу из автоматов. Многие падают и остаются лежать на песке. С катеров бьют пушки и реактивные установки. Загорелся командирский катер, а затем взорвался. [196]
- Ближе к берегу! - командую я Бобровникову. - Открыть огонь по прожектору и батареям!
После первых выстрелов эсминца луч прожектора погас. Но вот к берегу стали подходить болиндеры, и он вспыхнул снова. Как потом выяснилось, прожектор был хорошо укрыт в нише на склоне возвышенности и по мере надобности выдвигался оттуда. В укрытиях находились и фашистские орудия.
Болиндеры - цель более крупная, чем катера. Да и маневренность не та. Поэтому им приходится еще хуже. Относительно повезло только одному из них. Несмотря на огонь, он удачно подошел к берегу, и танки, на которых были уже заведены моторы, стреляя из пушек, устремились вперед. Успели высадиться и морские пехотинцы. Правда, вслед за этим болиндер загорелся от попадания снаряда. Второй болиндер, пораженный снарядом еще на подходе к урезу воды, пристал к берегу не носом, а лагом, поэтому танки с него выйти не могли. На третьем пламя заполыхало тоже до подхода к берегу.
Но еще не все потеряно. Высадившиеся бойцы и танки держат маленький участок суши. Скорее бы подходили канонерские лодки с морской бригадой. Быстрый «Незаможник» мчится к дивизиону канлодок. Я кричу с, мостика в мегафон и показываю знаками - спешите к берегу.
«Незаможник» и «Железняков» пытаются отвлечь гитлеровцев. Они маневрируют, ведя огонь, что называется, под самым носом у батарей врага, в каких-нибудь 5-7 кабельтовых от берега. Но противник нас будто не замечает. Он не поддается на уловку и стреляет по канонерским лодкам. Пушек двух эсминцев маловато, чтобы подавить огневые средства неприятеля. Вот когда понадобились бы корабли эскадры с их мощной артиллерией. Но они теперь где-то далеко на пути к Батуми.
Канлодки одну за другой предпринимают попытки подойти к берегу, но, попав под снаряды, отворачивают, чтобы выйти из полосы огня. И можно понять их командиров: каждый корабль до предела заполнен десантниками, а броневой защиты никакой нет, риск слишком велик. Однако мне ничего не остается, как снова посылать их вперед.