Противник понял, что неспроста мы стараемся ошвартовать к молу такой крупный корабль, и сосредоточил по крейсеру огонь орудий, минометов, пулеметов.
У нас над головой раздался оглушительный треск. Мина разорвалась на сигнальном мостике. Там что-то вспыхнуло факелом. Сигнальщики стали тушить пожар. Значит, кто-то из них остался в строю. А среди убитых там, как потом выяснилось, были и флагманский связист штаба высадки капитан-лейтенант Васюков, и связист крейсера лейтенант Денисов. Потушив пожар и отправив раненых в лазарет, сигнальщики продолжали нести свою вахту.
Неслыханное дело — минометы против крейсера! Только я успел об этом подумать, как раздался новый взрыв. Стоявший рядом со мной бригадный врач Ф. Ф. Андреев как-то неестественно молча присел.
— Что с вами? — спрашиваю его. — Ранены?
Федор Федорович Андреев был начальником медико-санитарного управления Военно-Морского Флота. К нам на Черное море он прибыл по делам, связанным с организацией медицинского обеспечения боевых действий. В Новороссийске ему стало известно о готовящемся десанте. Считая, что ему самому необходимо посмотреть на боевые действия, которые обеспечиваются медициной, бригврач добился разрешения участвовать в нашем походе. Федор Федорович упорно стоял на мостике во время перехода морем и с него же наблюдал за всем происходящим, когда началась высадка. Всего лишь несколько минут назад я просил его уйти в боевую рубку — там безопаснее.
— Что вы, такое сражение, а я буду прятаться! — ответил мне Андреев.
И вот осколки мины. В крейсерском лазарете бригадному врачу ампутировали раздробленную ногу. Говорят, что при этом он сам давал советы корабельным хирургам.
На мостике были ранены также комиссар крейсера Григорий Иванович Щербак и командир артиллерийской боевой части старший лейтенант В. А. Коровкин. У Щербака рана оказалась тяжелой — его унесли в лазарет. Коровкин, хотя и с трудом, добрался туда сам. Он потерял много крови — осколки мины попали в руку и ногу, — но в лазарете старший лейтенант ни за что не захотел остаться. С помощью двух санитаров он выбрался на мостик и, сидя на разножке, снова стал управлять огнем.
Здорово нам досаждали мины. И все же не от них пришла основная беда.
Сильнейший удар сотряс крейсер. Тяжелый артиллерийский снаряд попал в треногу фок-мачты внизу под мостиком. Там взметнулось пламя. К очагу занявшегося пожара бросились от спаренной 100-миллиметровой установки зенитчики. Они повели решительную борьбу с огнем, действуя пеноструйными огнетушителями. Пламя начало убывать и скоро совсем погасло.
Стало ясно — нас нащупала крупнокалиберная вражеская батарея. Она теперь не отстанет. Правда, орудия крейсера уже нацелены на нее. Но мы на виду, а батарея в укрытии. Неравная получается схватка.
Снаряды все чаще и чаще стали падать вблизи «Красного Кавказа». Один из них ударил в борт в том месте, где проходит броневой пояс. Броня выдержала. Второй врезался в борт несколько выше. Образовавшуюся пробоину быстро заделали моряки аварийной партии. Но вот командир крейсера получил тревожный доклад:
— Пожар во второй башне!
Артиллерийская башня крейсера — сложное сооружение. Наверху, над палубой, возвышается лишь ее боевое отделение — бронированная коробка с торчащими из нее стволами орудий. А под ней, глубоко в низ корабля, уходит шахта с элеваторами для подъема боеприпасов. Шахта соединяет боевое отделение со снарядным и зарядным погребами. Там столько взрывчатки, что хватит разнести на куски не один такой корабль, как наш.
К счастью, взрыва не произошло. Как потом выяснилось, все висело на волоске. И тут надо поклониться тем, кто, но страшась смерти, отвел от корабля беду.
…Вражеский снаряд, пробив броню, разорвался в боевом отделении. Все, кто там находился, были или убиты, или контужены.