В то время в составе Черноморского флота находился брат «Червоной Украины» — однотипный с нею крейсер «Красный Крым», бывшая «Светлана». Достроенная на Балтике, она была переименована в «Профинтерн». В январе 1930 года крейсер «Профинтерн» вместе с линкором «Парижская коммуна» совершил знаменитый переход вокруг Европы, выдержав страшный ураган в Бискайском заливе. И вот теперь этот корабль, еще раз переименованный, плавал на Черном море.
«Красным Крымом» командовал капитан 3 ранга Александр Илларионович Зубков. Не раз приходилось слышать хорошие отзывы о нем как о командире и человеке. «Не попроситься ли к нему в ученики?» — подумалось мне. Обратился за разрешением к командующему эскадрой контр-адмиралу Л. А. Владимирскому. Он одобрительно отнесся к такому намерению. Поэтому, когда «Красный Крым» уходил в очередной поход, я находился на его мостике рядом с Зубковым.
— Может быть, сразу к машинному телеграфу? — щедро предложил Александр Илларионович перед съемкой с бочек.
— Сначала хочу понаблюдать, — ответил я.
И в самом деле, было важно посмотреть, как опытный командир держится на мостике, какие подает команды, какие принимает решения.
Швартовы крейсера протянулись на бочки с носа и кормы. Первыми отдали кормовые, быстро убрали их на палубу. «Надо давать задний ход, и за кормой должно быть чисто», — отметил я про себя. Убраны носовые швартовы, дан малый ход назад. Потом машины стали работать враздрай — одна вперед, другая назад. Крейсер почти на месте развернулся и направился к боновым воротам.
Все эти моменты я замечал и, ставя себя на место командира, мысленно оценивал. Понравилось, что люди действовали четко, без суеты, отлично знали свои обязанности.
На траверзе Южной бухты я посмотрел в бинокль, туда, где у заводского причала стояла «Червона Украина». Было хорошо видно, как работавшие на ее палубе краснофлотцы провожали взглядами выходивший из базы крейсер. Ничего, теперь им уже недолго тосковать по морю!
Зубков прошелся от правого крыла мостика к левому, внимательно посмотрел вперед. Боновые ворота нешироки, и необходимо точно попасть на их середину. На волнах, разбегавшихся в обе стороны от форштевня корабля, закачались массивные бревенчатые связки — секции боновых заграждений. Впереди открылся бескрайний синий простор.
Давненько не выходил я в море. И сейчас, подставив лицо ветру, дышал полной грудью. Что там ни говорите, а моряка всегда волнует минута, когда он покидает берег и встречается с родной могучей стихией.
Как и полагается при выходе из базы, на крейсере сыграли учебную боевую тревогу. Под пронзительную трель колоколов громкого боя люди разбегались по боевым постам, сбрасывали чехлы с орудий. На мостик поступали доклады о готовности корабельных подразделений. Снова я отметил большую слаженность и быстроту в действиях экипажа. Нам на своем корабле над этим еще придется работать и работать.
За Херсонесским маяком «Красный Крым» повернул влево. Он держал курс на Феодосию. Поход был тренировочным, и в пути игрались разные тревоги — аварийная, химическая. Проводили учение артиллеристы. Зубков, выполняя роль гостеприимного хозяина, объяснял, на какой стадии находится у них обучение экипажа, почему именно эти тренировки запланированы, какая ими преследуется цель. Все это для меня представляло немалый интерес.
Через несколько часов хорошего хода крейсер бросил якорь в Феодосийском заливе. Стоянка здесь была недолгой. После обеда и короткого отдыха звонки аврала опять позвали моряков на походную вахту.
— Ну а теперь, Николай Ефремович, я уступаю вам свое место, — сказал Зубков. — Действуйте!
Снимаемся с якоря. Залив просторный, маневр не стеснен. Когда с бака доложили, что якорь чист, поставил ручки машинного телеграфа на «Малый вперед» и скомандовал «Право руля». Описав пологую циркуляцию, крейсер стал выходить из залива.
Александр Илларионович стоит рядом. В случае чего он готов немедленно вмешаться, предотвратить ошибку.
Но пока все идет как полагается. Когда залив остался позади, штурман доложил время поворота. Я командую вахтенному командиру новый курс, и крейсер послушно реагирует. Теперь можно увеличить ход. Щелкаю блестящими никелированными рукоятками машинного телеграфа. Легкое дрожание мостика свидетельствует об увеличении оборотов винтов.
Большой корабль повинуется движению рук и командам — он в моей власти. Приятное чувство, но с непривычки волнуюсь: велика ответственность.