Он лежал на той самой койке, где умерла неделю назад «бабушка» Сугуро. Еще не было пяти, но темнеть стало рано, и Мицу с трудом разбирала иероглифы при тусклом свете, сочившемся из окна.
- Почему это сегодня Сугуро-сэнсэй не идет с обходом? Или у него операция? - спросила она, кладя книгу на постель старика. - Советую вам обязательно поговорить с этим доктором. Той, что лежала на вашем месте, он очень помогал...
Старик, искавший чашку на столе, покорно, словно ребенок, кивнул.
- Но она перед операцией начала сдавать и умерла после той страшной бомбежки. А жила только надеждой свидеться с сыном.
- А мне все равно, когда помирать, - рассеянно проговорил старик, держа обеими руками чашку.
Мицу слезла с койки и подошла к окну. Во дворе сторож вскапывал лопатой черную землю.
- Когда же эта проклятая война кончится? - ни к кому не обращаясь, с глубоким вздохом протянула Мицу.
Глава третья. До того, как наступило утро
I
Ровно в три часа в окружении офицеров появились Хасимото и Сибата в белых операционных халатах; их лица были наполовину скрыты масками. У порога старик на мгновение задержался и посмотрел на бессильно прислонившегося к стене Сугуро, но тут же отвел взгляд. Ввалившиеся вслед за ним офицеры, увидев лежавшего на операционном столе пленного, остановились.
- Еще немного вперед, пожалуйста, - с насмешливой улыбкой сказал за их спинами Асаи. - К трупам вы небось привыкли, военные ведь...
К нему обернулся офицер с усиками и заискивающе спросил:
- Скажите, а фотографировать во время операции можно?
- Сколько угодно. Из второго отделения даже принесли узкопленочную кинокамеру. Ведь эксперименты ценнейшие.
- Что, и тут будете вскрывать? - спросил толстяк военврач, постукивая себя пальцем по темени.
- Нет. Мозг извлекать не будем. Этим займутся профессора Кэндо и Ниидзима на другом пленном.
- Значит, сегодня - только легкие?
- Да, Вам, господин военврач, конечно, нечего разъяснять, но господам офицерам я бы хотел сказать несколько слов. Эксперимент, который мы сегодня производим, ставит себе целью установить, до каких пределов возможно удаление легких у человека. Это важная и давняя задача, стоящая перед хирургами-туберкулезниками и военной медициной. Мы хотим попробовать одно легкое удалить целиком, а у другого - верхушку. То есть...
Пока слащавый голос Асаи звенел, отражаясь от стен, старик, ссутулившись, глядел на текущую по полу воду. Его опущенные угловатые плечи нагоняли тоску.
Лишь одна старшая сестра с каменным лицом мазала тело пленного меркурохромом[ 13 ]. Жидкость постепенно окрасила в красный цвет короткую шею, широкую грудь, густо поросшую каштановыми волосами, соски, и тогда белизна чуть впалого, еще не окрашенного живота стала особенно заметной. Только сейчас до Тода дошло, что этот человек с золотистым пушком на коже - попавший в плен американский солдат.
- Смотрите, как сладко спит этот тип, - чтобы разрядить напряженную атмосферу, «сострил» один из стоявших сзади офицеров, - даже не подозревает, что его прирежут через полчасика...
Это «прирежут» совершенно не тронуло Тода. Он еще реально не ощутил готовящееся убийство. Раздеть донага человека, положить на операционный стол, анестезировать - это он делал десятки раз, начиная со студенческой скамьи. И сегодня было то же самое. Сейчас старик глухо пробормочет обычное приветствие и начнет... Звякнут ножницы, пинцеты, и электрический скальпель с сухим треском врежется в эту густо поросшую волосами грудь чуть пониже соска. Чем же тогда все это отличается от обычной операции? И яркий голубоватый свет бестеневой лампы и фигуры людей в белых операционных халатах, чуть покачивающиеся, словно морские водоросли, за долгие годы вошли в его плоть и кровь. Да и пленный, лежавший на спине, лицом к потолку, ничем не отличается от обычного больного. Сердце Тода еще не билось тревожной дрожью убийцы, не хотелось думать, что все это кончится как-то иначе, чем обычно. Он неловко засунул тонкую трубку катетера в ноздри военнопленного, в большой нос белого человека. Остается только присоединить к катетеру кислородную подушку, и приготовления будут закончены. Эфир, по-видимому, полностью подействовал: пленный спал, мирно похрапывая. Он лежал лицом вверх, крепко связанный толстыми ремнями, приковывая к себе взоры всех присутствующих. Он спал с таким блаженным видом, что казалось, на его губах вот-вот заиграет тихая, счастливая улыбка.