«Интересно, профессор расскажет своей Гильде об этой «операции»? Конечно, нет. - Уэда наслаждалась сознанием своего превосходства над этой немкой. - Какой бы доброй, даже святой, ни была Гильда-сан, она никогда не узнает, что сегодня сделал ее муж. А вот я знаю, знаю!..»
Когда Уэда вернулась домой, в комнате было темно. Она уселась у порога и внезапно почувствовала страшную усталость. Она сама не знала, сколько просидела так, обхватив колени и не сняв даже туфель.
- Уэда-сан, полкуска мыла, что выдали по карточке, я положил на ваше окно. Заплатите потом,- глухо прозвучал из глубины коридора голос хозяина.
С шумом хлопнула дверь. В темноте комнаты белели неприбранная постель и обеденный стол. Радио-
приемник соседей противными скрежещущими звуками передавал сигнал воздушной тревоги.
«Что будет дальше?» Как только Уэда возвращалась из больницы в свою пустую, холодную комнату, грудь сдавливали страшная тоска и одиночество. И так изо дня в день. «Вот и еще один день кончился...»
Да, кончился. Это было единственное, о чем она сейчас подумала. Уэда давно не была в больнице и с непривычки устала и физически и душевно. С завтрашнего дня опять придется брать кровь у больных, убирать мокроту. Гильда будет приходить по-прежнему в больницу, ничего не подозревая. «Так ей и надо! А старшая сестра Оба... Одна я знаю, что эта дура влюблена в Хасимото».
Сбросив туфли, Уэда включила лампу, затененную платком. Не хотелось разжигать огонь, не хотелось варить в воде соевые бобы и в одиночестве ужинать. По привычке она достала распашонки из стенного шкафа, сшитые для Масуо, и разложила их на коленях...
В темноте краснел огонек сигареты.
- Это ты, Сугуро? - тихо спросил Тода, поднявшись на крышу.
- Угу.
- Ты что, куришь?
Сугуро не ответил. Положив на перила руки и опершись в них подбородком, он смотрел куда-то вдаль. И сегодня город, погасив огни, приготовился к воздушному налету. С наступлением темноты свет во всех домах гас, и казалось, что город вымер.
- Ты что тут делаешь?
- Ничего. Просто так.
Но Тода заметил, что Сугуро, не отрываясь, смотрит на единственное белое пятно в этом мраке - на тускло блестевшее море. Глухой стон набегающих и откатывающихся волн тоскливо звенел в ушах.
- Завтра опять обход, - сонно пробурчал Тода, громко зевая. - Ну и устал же я сегодня! Совсем измотался.
Погасив сигарету, Сугуро обернулся к нему. Он сел прямо на бетонную крышу и, обхватив руками колени, опустил голову.
- Что будет? - глухо сказал он. - Что будет с нами?
- А ничего. Как было, так все и будет. Как прежде...
- Но разве ты не казнишь себя за сегодняшнее?
- С чего это вдруг? - усмехнулся Тода. - Ведь ничего такого не случилось, за что ж казниться?
Сугуро умолк. Но немного погодя, словно убеждая себя в чем-то, проговорил:
- До чего же ты сильный! А я вот... в операционной не мог даже смотреть. И сейчас не знаю, что обо всем этом думать! .
- Что тебя мучает? - спросил Тода, чувствуя, как к горлу подступает комок. - Что убили пленного? Но если благодаря этому можно будет излечить тысячи больных туберкулезом? Разве тогда можно приравнивать сегодняшнее к убийству? Выходит, мы дали новую жизнь этому пленному. Совесть - вещь очень условная. Все здесь зависит от точки зрения...
Широко раскрыв глаза, Тода смотрел на черное вечернее небо. В его памяти вдруг возникла понурая фигура Ямагути, которого заставили весь день простоять во дворе гимназии, душная ночь в доме над озером, маленький кровавый комочек, выпавший из Сано в квартире на улице Якуинтё. Да, ничего не изменилось, как было, так оно и будет.
- Но возмездие когда-нибудь придет, - вдруг, приблизившись к нему, зашептал Сугуро. - Иначе быть не может...
- Понимаю, ты говоришь о возмездии общества. Но ведь оно ничего не изменит. Во всем виновато стечение обстоятельств. - Тода громко зевнул. - И ты и я только потому пошли на такое, что именно в это время оказались именно в этой больнице. И неизвестно, что бы сделали те, кто должен нас наказать, окажись они в нашем положении. Вот так. А ты говоришь о возмездии.
Тода замолчал и почувствовал себя снова опустошенным. Объясняй, не объясняй - все равно ничего не изменишь.
- Я, пожалуй, пойду, - сказал он Сугуро.
- Неужели? Неужели мы всегда будем такими?.. Оставшись один на крыше, Сугуро смотрел на