Однако сейчас – ситуация неординарная. Здесь Марат видел людей, которые не деньги из клиентов тянули за лишнюю болтовню, а реально стремились помочь, у них не было никакой другой мотивации. Даже если никто из них не сможет объяснить, почему он перестал чувствовать разницу между реальностью и иллюзиями искусства, поговорить с ними будет как минимум любопытно.
Марат признавал, что не отказался бы побеседовать не просто с каким-нибудь психологом, а с весьма конкретным. Женщина, которую он встретил днем, ему запомнилась. Не красотой, нет – он, окруженный лучшими из актрис, не смог бы уверенно назвать ее красивой, да и никто бы не смог. Она была тонкой, худощавой, бледной – как будто не человеком, а существом из фантастического фильма, эльфийкой какой-нибудь… или ведьмой. Скорее, ведьмой. Это впечатление усиливали длинные черные волосы, строгие зеленые глаза и крупный тонкий нос с заметной горбинкой. Она не казалась милой ласковой подругой, с которой сразу тянет поболтать по душам, однако ведьминская часть ее внешности дарила ощущение, что этой женщине открыты многие тайны, она знает, о чем говорит, ей можно верить.
Она, вероятнее всего, понимала, как влияет на людей. У нее не получилось угомонить только того бугая, которого вынужден был остановить Марат. Потом Майоров наблюдал, как она работает с другими клиентами, и все они слушали ее как завороженные.
Так что она, вероятно, смогла бы дать ему ответы… вот только ее нигде не было. Марат обошел несколько общих залов, но знакомую тонкую фигуру так и не нашел. Зато в библиотеке, которой за всю историю отеля наверняка еще не пользовались так часто и активно, обнаружился пункт психологической помощи.
Там сейчас дежурила женщина, которую Марат раньше не видел – хотя он много кого не видел, был занят на съемках. Эта оказалась совсем не похожа на ту, темноволосую. Она как раз была очаровательной, круглолицей, с по-детски наивными голубыми глазами и длинной золотой косой.
Когда Марат вошел, она беседовала с худенькой девочкой лет четырнадцати, и он не стал вмешиваться, устроился в стороне. Сюда, за стеллажи книг, доносились лишь обрывки разговора, но даже к ним не хотелось прислушиваться. Психолог попросту сюсюкала с девочкой, снова и снова повторяя, что все обязательно будет хорошо, нужно только немного потерпеть. Это не слишком впечатляло, но, возможно, с детьми только так и следовало общаться… Наверняка Марат не знал, а потому не лез.
Когда девочка, все такая же печальная и задумчивая, ушла, психолог не стала его дожидаться, сама чуть ли не бегом добралась за стеллажи.
– Марат, здравствуйте! – очаровательно улыбнулась она. – Как приятно вас видеть! Чем вам помочь?
И вот в этот момент Марат понял, что разговора по душам не получится. Слишком быстро она его узнала, слишком преданно смотрела. Ему был прекрасно знаком этот взгляд: фанатка, значит. Еще одна.
Обожание фанаток давно уже не льстило ему. По молодости, когда это только началось, было дело. А потом он понял, что все эти женщины влюблены вовсе не в него, на него им плевать. Их интересовали те отважные следователи, хитрые шпионы и безупречные рыцари, которыми он был на экране. Их мечты, воплощенные во вполне привлекательной оболочке. И бессмысленно доказывать, что сам он, если честно, совсем другой… Он и не доказывал. Он позволял им сохранить образ кумира на совместном фото.
Теперь он вдруг подумал: что, если он играл слишком много и теперь от него только и осталась сохраненная память этих персонажей? Вот почему для него стирается разница между реальностью и сценарием. Может, сам он настолько вымотался, выцвел, выгорел после свалившихся на него трагедий, что и нет его настоящего уже давно?
– Вы хотите поговорить? – робко напомнила о себе психолог. – Я бы сочла за честь…
– Что вы, никогда еще разговоры со мной честью не были. – Марат выдал ей одну из отработанных, любимых камерой улыбок. – Я просто пришел за книгой… Хочется, знаете ли, сбежать сегодня в придуманный мир.
Ночь выдалась тяжелая, слова кружились в памяти роем разозленных пчел, гудели, не давали покоя. Но Полина знала, что так будет.
За годы ее работы случались разные задания, одни – не слишком сложные, другие – напряженные, но терпимые. Однако то, что произошло в «Пайн Дрим», она уверенно могла отнести к худшему опыту за всю свою карьеру. Столько погибших… и столько боли. Погибшим она помочь не в силах, она следила за тем, чтобы оставшиеся не сдались, нашли в себе силы и желание двигаться дальше. Она говорила с ними, обнимала, вместе с ними тревожно следила за новостями из больниц. Не умер ли кто-нибудь еще? Не увеличилась ли страшная цифра, которой предстояло навсегда стать связанной с этой тихой гаванью?