После этого я долго не могла заснуть и сидела, зажав в руке лепестки цветов с глицинии, постоянно задавая себе вопрос, на который, по правде говоря, не хотела получить ответ.
ГЛАВА 5
ОХОТА НА ЛИСУ
Кто это – люди или боги?
Кого ненавидят девушки?
Что ищет влюбленная до безумия?
От какой борьбы ускользает?
Что это за свирели и бубны?
Что за дикий экстаз?
Через две недели папа и мама провожали меня на мой первый официальный дебют в Лондоне. Настроение было подавленное, и это омрачало предстоящую поездку. С той вечеринки я больше не видела Николаса и сейчас, теряясь подозрениями, взобралась в наш прекрасный экипаж и уселась на плюшевое сиденье.
Уверенность в том, что тогда ночью у глицинии был Николас, все больше возрастала. Мне было невмоготу смотреть на Клеменси, которая садилась сейчас рядом, потому что все факты говорили о том, что именно она была с ним в тот вечер.
Откуда же у нее тогда оказались цветы глицинии в волосах? Значит в тот вечер Клеменси ходила на мое любимое место. Ведь в саду была только одна Китайская глициния.
Я подумала о грандиозных планах Клеменси преуспеть в этом мире, и почувствовала себя неловко, вспомнив ликующую улыбку дочери бандита, когда та входила в мою комнату. Что она предвещала, эта улыбка? Может быть, Ники хотел таким образом расквитаться со мной за то что раздразнила его. Неужели он целовался с простой горничной и, может даже, занимался с ней любовью? Неужели этот человек нашептывал ей на ухо нежные слова, как нашептывал и мне? Я знала, что если это действительно так, то мне не пережить его измены. Но внутренний голос посмеивался надо мной, нашептывая, что никто другой кроме меня во всем этом не был виновен. Нечего было соблазнять Ники. Неужели многочисленные примеры, рассказы подруг не предупреждали меня об опасности, когда женщина позволяет себе с мужчинами слишком много вольностей. Если Ники и покушался на мою девственность, то в этом виновата только я! Но от таких мыслей легче не стало и мне так захотелось вцепиться ногтями в самодовольное лицо смазливой горничной.
Забившись в угол экипажа, подальше от Клеменси, я пристально рассматривала ее из-под полуопущенных век.
«Конечно же, ты ошиблась, – сто раз повторяла я, тщетно пытаясь переубедить себя. – Скорее всего, она кокетничала с кем-нибудь из прислуги». Но все равно мне не удалось отделаться от мысли, почему же в тот вечер у нее был такой торжественный вид. Вряд ли Клеменси со всеми ее амбициями позволила бы себе развлекаться с простыми людьми. У нее, вероятно, совершенно иные планы в жизни. Вот Ники – другое дело. Пусть он и не наследник дяди Драко, но у него есть положение в обществе и деньги. Правда, казалось маловероятным, что отец позволит ему жениться на Клеменси. Я была уверена, что мой умудренный жизненным опытом дядюшка приведет Ники по этому поводу множество возражений, даже если тот сделает девушку своей любовницей.
Меня терзали ревность и сомнения. Поэтому я решила пока ничего не говорить папе и маме о том, что хочу расторгнуть свою помолвку с Джерритом. «Подожду, – решила я, – и, прежде чем предпринимать какие-либо шаги, поговорю с Ники. Какой ужас, если все мои подозрения окажутся безосновательными!» Может быть, с досады, я совершенно напрасно обвинила любимого человека. Возможен и худший вариант. Вдруг, после того, как я отвергну Джеррита, выяснится, что Ники всего лишь решил поиграть со мной. Такой поворот дел не только ужасно расстроит моих родителей и вызовет гнев дяди Драко, но еще сделает меня посмешищем всего северного Корнуолла. Ну, нет, не настолько же я глупа и бесчувственна!»
Если бы Ники смог развеять мои страхи! Я искренне молилась об этом. Тогда, несмотря на разговоры и сплетни, удалось бы отделаться от Джеррита и, в результате, заполучить Ники. В противном случае, мне не останется ничего другого, как забыть о своих чувствах и стать женой Джеррита.
Лондон оказался отвратительным городом. Человеку, выросшему на раздольном корнуоллском побережье он представляется грязным и суматошным, похожим на тюремную камеру. В этом густонаселенном городе, с грязными, узкими улицами, утыканными домами и переполненными людьми и транспортом, у меня не раз возникало впечатление, что я нахожусь в том злополучном сундуке, в котором запер меня Торн и где можно было задохнуться.
В светском обществе не оказалось ничего такого, что могло бы заинтересовать молодую девушку. Приняли меня и мое приданое довольно таки благосклонно, но, тем не менее, не удержались и подозрительно обнюхали мои юбки на предмет моей добродетели.
Как и всякая девушка, я в тайне надеялась стать изюминкой Сезона. Но, увы, со мной этого не произошло. Хотя я не была, что называется, писаной красавицей, вокруг меня крутилось много молодых щеголей, интересующихся не столько самой девушкой, сколько ее приданным, поскольку, вот незадача, их карманы были пусты.
Особенно оскорбляло то, что они считали молоденькую провинциалку глупенькой, способной поверить в их «гениальную» лесть. Честно говоря, я им мстила за это, флиртуя и поощряя их надежды. Особенно досталось двоим из них, которые больше остальных увивались за мной.
Я бы получила от этого еще большее удовлетворение, если бы Николас видел мои успехи. Мне хотелось, что б он позавидовал бы сопернику, понял бы, как несправедливо поступил со мной. Но Николас за время Сезона приехал в Лондон только один раз, да и то по делу отца. Вечером, после своего приезда, он присоединился к нам у Олмаков, но в моей программке почти все танцы были уже расписаны. Правда, оставался один очаровательный танец в стиле кантри. Длился он недолго, поэтому у нас не было возможности побеседовать наедине.
Когда же у меня появилась свободная минутка, я обнаружила, что Николас уже ушел. Таким образом, мне так и не удалось узнать – сердится ли он на меня за тот вечер в саду, и кто развлекался потом с Клеменси.
Конечно же, расстройство от его внезапного ухода было велико, но я не удивилась, потому что дом Олмаков считался «Рынком невест». Сюда со всех концов страны съезжались юные мисс, которые только что завершили свое образование и сейчас подыскивали себе мужа. Крепких напитков здесь не подавали, игры в карты тоже не поощрялись, поэтому я подумала, что Ники решил подыскать себе для развлечений более интересное местечко.
Но, он мог бы и остаться, по крайней мере, из-за меня. Я не могла не сравнить его поведение с поведением Джеррита, который приехал в Лондон на несколько дней позже. Этот молодой человек, прежде чем уехать из города, сопровождал меня и в Ковент-Гарден, и в театр на Друри-Лейн. Ники, безусловно, следовало научиться хорошим манерам у своего старшего брата! Он мог хотя бы поинтересоваться, что я думаю обо всем случившемся в тот вечер. В сердце зародились сомнения, пустившие крепкие корни: действительно ли этот юноша любит меня?
С наступлением лета, мой сезон закончился и я вернулась домой в Корнуолл более искушенной в светских делах и, боюсь, ненамного мудрее.
Как хорошо снова оказаться дома! Я скучала по торфяникам и морю, и теперь каждое утро выезжала на своем превосходном жеребце, которого папа и мама подарили мне в честь окончания учебы и выхода в свет. Мы окрестили жеребца Черным Пиратом, потому что он был с конюшни дядюшки Драко, который вывел породу коней от горячего жеребца Черная Магия и дикой мавританской кобылы. Все потомство этой прекрасной пары было исключительно черного цвета и обязательно имело в своих именах слово «Черный». Дядя Драко очень редко расставался с этими жеребятками и кобылками. Продаже подлежали только те, у которых имелись белые пятна на шкуре или родившиеся не черного цвета. Черный Пират явно оказался исключением из правил, потому что был темнее ночи. Я тоже решила продолжить традицию дяди Драко, назвав своего жеребца в честь храбрых пиратов прошлого. В детстве папа частенько рассказывал мне сказки про пиратов. Я была заинтригована и вообразила себе, что на мачтах кораблей некоторых моих предков мог развеваться Веселый Роджер.[8]