Я не надеялась, что мне удастся избежать наказания. Наоборот, были все основания предполагать, что Джеррит хотя бы отругает меня за вероломство. Может быть, он даже ударит девушку – или еще хуже… Я вздрогнула от этой мысли, слезы сразу пропали. В голове пульсировала только одна мысль – как спастись.
Улучив момент, я неуклюже попыталась вскочить на своего скакуна. Но, с неожиданной для меня проворностью, Джеррит подскочил ко мне, схватил за талию и оттащил от коня с такой силой, что шляпа слетела у меня с головы. Изо всех сил я стала отбиваться от него. Но бесполезно… Я не могла вырваться из этих железных рук и, наконец, задыхаясь, с растрепанными волосами, поняла, что мне не ускользнуть.
– Вот так-то лучше, гораздо лучше, Лаура, – пробормотал Джеррит мне на ухо. От его теплого дыхания по позвоночнику пробежала дрожь. – Мне нравятся женщины с характером, сожалею, что пришлось сломить твое сопротивление. Кроме того, раз твой протест содержит одну и ту же просьбу, то я не собираюсь… как бы это сказать… совершать над тобой насилие, моя дорогая, поэтому, успокойся.
Но, несмотря на такие заверения, я все еще чувствовала его сильные руки под своими грудями, мускулистое, упругое тело, прижимающееся к моему нежному и хрупкому и, поэтому не поверила ему.
– Отпусти меня, Джеррит, – молила я. – Ну, пожалуйста, отпусти.
– Только при условии, что ты не попытаешься еще раз сбежать от меня.
– Да, хорошо, обещаю, – заверила его я и закусила нижнюю губу, испугавшись, что он догадается, что я лгу.
Может быть, Джеррит и догадался. Но, тем не менее, он отпустил меня и в тот же момент я подобрала юбки и пустилась бежать. Но убежала недалеко. Выругавшись про себя, Джеррит помчался за мной и в два прыжка догнал. Он так резко схватил и развернул меня, что я не удержалась на ногах и упала на колени.
– Отпусти меня! – зло выкрикнула я, пытаясь вырваться. – Не прикасайся ко мне!
Но второй раз Джеррита было уже не провести. Поразмыслив несколько минут, он поставил меня на ноги и грубо прижал к стволу дерева. От неожиданного удара, я просто остолбенела и некоторое время просто стояла, чувствуя, как дождь поливает мое лицо, а колючие иголки корнуоллской ели колют через одежду. Но, увидев, что Джеррит приближается, оцепенение прошло. Подняв руку, в которой все еще бы кнут, я вслепую ударила его, угодив прямо по левой щеке.
Никогда не забуду звук от удара по гладкой, смуглой коже – ужасный и болезненный. Ошеломленная, я побледнела и замерла от ужаса, увидев, что натворила. По щеке Джеррита текла кровь, тут же смываемая струями дождя. Молодой человек остановился. На его губах появилась какая-то особенная улыбка, когда он поднес руку к лицу и, проведя пальцами по ране, посмотрел на струйки крови. Дождь тут же смыл их, падая розовыми каплями на землю.
– Итак, ты решила показать мне свои коготки, моя свирепая орлица, не так ли? – спросил Джеррит. – Ты храбрее многих других, потому что, если б на твоем месте был бы мужчина, я бы убил его, – уверенно, но довольно спокойно произнес он. Другой мог бы подумать, что это сказано так, в шутку. Другой, но только не я. Я ни с чем не могла спутать ярость, пронизывающую все его слова. Потом голос Джеррита зазвучал более решительно, когда он объявил: – Но с тобой, Лаура, я сведу счеты по-другому.
Прежде чем я поняла, что имелось в виду, Джеррит выхватил кнут из моей руки, сломал его о колено и бросил обломки в кусты. После этого он двинулся прямо на меня. Я уже было бросилась убегать, но мужчина преградил мне путь, прижав к дереву. Как дикий зверь, пойманный в ловушку, я металась, кричала и истерично била его в широкую грудь кулаками. Джеррит только смеялся и, легко поймав меня за руки, завел их мне за спину. После этого он грубо, – невольная пародия на поведение Ники менее часа назад, – взял меня за подбородок и поднял к себе мое лицо.
– Теперь, Лаура, – произнес он таким тоном, что у меня по телу пробежали мурашки, – так как ты моя невеста, ты должна мне то, что с такой готовностью дарила Ники ранее, не так ли?
Прежде чем я успела ответить, рот Джеррита прижался к моим губам так сильно, что его зубы поранили нежную кожицу нижней губы. Во рту почувствовался привкус крови. Этот поцелуй я запомнила на всю жизнь – не только из-за того, как этот человек силой вырвал его у меня, но и из-за моей реакции тоже. Мне хотелось умереть сто раз. Но, хотя я и беспомощно корчилась в его руках, уворачивалась от требовательного рта, к своему ужасу и стыду, почувствовала, как по спине пробежала дрожь, а тело запылало как огненное колесо, когда язык Джеррита раздвинул мои губы и ворвался внутрь. Никто, даже Ники, никогда не целовал меня так. В этот пророческий момент я инстинктивно поняла, что все по сравнению с Джерритом всего лишь несмышленые мальчишки, что здесь, наконец-то, передо мной стоит мужчина, который хочет – и сможет – достичь своей цели, сломать и безоговорочно подчинить себе.
От этой мысли мне стало страшно. Я все время пыталась отогнать ее от себя. Мне не хотелось принадлежать Джерриту. Никогда не хотелось. Я люблю Ники, люблю даже сейчас, несмотря на его предательство. Сердце ведь не свеча, которую можно потушить когда захочешь, а хрупкий и глупый орган, который так легко ранить, но так трудно исцелить. Почему же тогда мое предательское тело млело от объятий Джеррита – человека, лишившего меня всех несбыточных фантазий, не выносящего даже мысли, что я не люблю его, но ни разу не сказавшего и слова по этому вопросу? Ответа не находилось…
Совершенно подавленной, мне подумалось, что либо я сумасшедшая, либо распутница. Бабушка Шеффилд предупреждала меня о необузданном характере Чендлеров, часто утверждая, что это будет моей погибелью. Почему ее слова не были услышаны? В отчаянии я еще раз попыталась сбежать от Джеррита. Но все усилия были напрасны. Он только смеялся и еще крепче прижимал меня к себе.
– Неужели ты действительно думаешь, что я позволю тебе уйти, Лаура? – хрипло спросил Джеррит, напряженно всматриваясь в мое лицо из-под полуопущенных век. – Неужели ты действительно считаешь, что я позволю тебе тратить себя впустую на таких как Николас? Ты принадлежишь мне, всегда была моей – хотел я этого или нет… а я хочу тебя, и это всем известно. Нужно было разъяснить это тебе с самого начала.
Я вздрогнула, услышав такие слова, потому что действительно никогда не могла себе представить, что Джеррит может желать меня, никогда до этого момента не представляла себе, как он обнимает меня, целует, опускает ниже и…
– Пожалуйста, Джеррит… – выдохнула я.
Но он не дал договорить и закрыл рот поцелуем, который ошеломил меня, встряхнул все чувства, отбросил все мысли о дальнейшем сопротивлении. Волна страсти захлестнула меня, делая совершенно беззащитной перед ним. Мне казалось, что на нас вдруг обрушился ливень, и я уже ничего не видела и ни о чем не думала. Были только его губы, которые похитили мои и, казалось, хотели забрать мою жизнь и душу, а потом вернуть назад.
Прошло некоторое время. Я не знала, как долго стою здесь в рощице в объятиях Джеррита. Он неустанно целовал меня, а руки ласкали мое тело, где хотели. С неба лил дождь, барабаня какую-то мелодию. Я чувствовала себя маленьким корабликом, который швыряют в разные стороны бурные волны. Голова кружилась от чувств, которые Джеррит пробудил во мне, а колени так сильно дрожали, что если б не его крепкие объятия, я бы упала. Я чувствовала себя маленькой и слабой, как ребенок, в сильных руках этого человека, отдаваясь его поцелуям и нежности теперь уже без всякого протеста. Тело страстно жаждало новых ласк, требовало, даже – к моему позору – с радостью ожидало, что он еще предложит. Джеррит вознес меня на вершину желаний, показывая, какой же я оказалась дурочкой, думая, что только Ники может заставить чувствовать это.
Это было начало конца моей невинности и юности, которые – теперь это ясно – слишком рано отобрали у меня. Ведь я во многих отношениях была еще ребенком. А ребенок, играющий с огнем, должен знать, что пламя обжигает. Я желала, чтобы мужчина, который научил меня этому, был подобрее ко мне. Но если Джеррит и был нежным, то его нежность была запрятана под слоем высокомерия и гордости. Со временем я это поняла, хотя было очень нелегко постичь это. Такой человек как Джеррит, сын цыганского ублюдка, должен драться за все, что по праву принадлежит ему с рождения, не выставляя напоказ свои ценности. Чтобы все это увидеть, надо хорошо знать этого человека. Но этого я и не поняла, потому что была сильно поражена. Все мои мечты превратились в прах. И снова винить в этом некого кроме себя. Ведь все женщины являются движущей силой для мужчин, без всяких усилий с их стороны. Несмотря на все атласные ленточки, надушенные французскими духами локоны, шелковые платья и тщательно отработанные манеры, я, честно говоря, чувствовала себя косточкой, которую две собаки тянут в разные стороны, каждая уверенная в том, что кость не должна достаться другой – по крайней мере до тех пор пока ее не оближут и не высосут костный мозг. Меня, как женщину, нужно держать пленницей, что и сделал Джеррит, целовать против воли, как делал это Джеррит, заставляя мое тело трепетать, даже если что-то во мне и восставало против.