– Милый, – хрипло сказала она, – следи за глазами.
– А что с ними не так? – спросил Уэсли.
– Они доведут тебя до беды, – ответила она, по-прежнему недобро его разглядывая.
Она отошла с серьезной, задумчивой гримасой, не отрывая глаз от Уэсли. Он отвечал ее глазам таким же бесстыдным испытующим взглядом, таким же медленным чувственным вызовом, предложением грубости на грубость.
– Боже! – хихикнул Билл, когда она ушла. – Так это Хартфорд! Изнасилование Уэсли Мартина!
Уэсли потер нос.
– Брат, – тихо сказал он, – такие штучки могут убить всю судовую команду за две недели.
Эверхарт рычал от хохота, а Уэсли с лукавой улыбкой пил пиво.
Позже, после нескольких стаканов пива, они съели свиные отбивные в закусочной на Главной улице, где Уэсли купил две пачки «Лаки страйк» и одну отдал бродяге, стрелявшему сигаретку.
– Где переночуем? – спросил Билл, когда они вновь вышли на улицу.
Уэсли зубочисткой ковырялся в зубах.
– Будь это Нью-Йорк, – сказал он, – могли бы поспать на ночном киносеансе или в метро. Черт, я не знаю.
Они бродили туда-сюда по Главной, заглядывая в бары и куря. В конце концов забеспокоились; Уэсли предложил пойти на поздний сеанс в кино, но Эверхарт колебался.
– А на что мы будем завтра есть? – сказал он Уэсли.
– Да кому сдалось это завтра! – презрительно проворчал Уэсли. – Давай кино посмотрим.
Они вошли. В полночь они снова оказались на почти пустынной улице. Рабочие возвращались с авиазавода группами, тихо и устало переговариваясь. Перед табачной лавкой, раскачиваясь на каблуках, стоял полицейский.
– Нам лучше убраться, пока не арестовали, – заметил Уэсли. – Пошли поищем, может, где-нибудь сможем поспать несколько часов до восхода.
– Тепло, можно и на улице поспать, – добавил Билл.
Они пошли на восток, через мост в Ист-Хартфорд. Темный пустырь был покрыт густой притоптанной травой, и они легли за кустами. Уэсли уснул через пять минут.
Эверхарт не мог заснуть час. Он лежал навзничь и смотрел на густые скопления звезд в вышине, а футах в трех от него чирикал сверчок… Трава была влажна, но он чувствовал тепло напоенной солнцем почвы. Прохлада разлилась в ночном воздухе, Билл поднял воротник. Услышал шаги на гравийной дорожке поблизости… полицейский? Билл оглянулся, но в темноте ничего не увидел. Открылась и закрылась дверь.
Что ж! Он, человек, работающий в университете, спит под открытым небом, как толпы бродяг. Уэсли спал рядом, будто ничто в мире его не колыхало, но ведь его нельзя назвать бродягой? Кто этот странный молодой человек, во многом мальчик, во многом мужчина? Моряк… да, Эверхарт тоже станет моряком.
Зачем?
Зачем он это сделал? Если его жизнь в Нью-Йорке казалась бесцельной и глупой, то как назвать эту жизнь, это бесцельное странствие? Если война позвала Улисса из Сиракуз, что позвало Эверхарта из Нью-Йорка?
Он часто рассказывал студентам о Судьбе, пылко цитируя Эмерсона и Шекспира, он говорил о Судьбе с энергичной уверенностью, доступной лишь педагогам. В этом его беда – он был бесстрашным педагогом. А теперь? Несомненно, не бесстрашный человек, он полон страха, да и как иначе?.. он не знал, что грядет. Страх, знание и мудрость страха – прогонят ли они педантизм из его глупого бытия?
А что Судьба? Ах, Судьба, очаровательная леди, посмотрите, как сплела она свою пряжу от Нью-Йорка до Хартфорда за несколько коротких часов, превратила человека из педагога в дрожащего школяра, осветила солнцем день, согрела ночь трепетом и могуществом загадок, прокралась на его сторону и в ночи, в минуту ужасного великолепия приоткрыла свое таинство таинств, которое не мог знать ни один человек, но всякий ждал, дивился и, по мере сил духа своего, ему противостоял!
Эверхарт приподнялся на локтях… сверчок в испуге прервал свою песню… весь мир спал в невероятной тишине. Билл слышал медленное дыхание Уэсли, наверху кивали звезды, молчаливо, невыразимо и далеко.
– Я? – вскрикнул Уэсли.
Эверхарт нервно подпрыгнул, сердце его внезапно… наполнилось страхом. Но Уэсли спал – он кричал во сне.
Уэсли тряс его за плечо.
– Проснись, Билл, выходим, – говорил он сиплым с утра голосом.
Было еще темно, но птицы уже защебетали в тумане, как маленький будильник. Эверхарт перевернулся и простонал:
– Что?
– Вставай, парень, ты не дома!
Эверхарт сел и замер, оцепенев.
– Черт побери, – проворчал он, – а ты прав!
Уэсли сидел на траве, зевая и потягиваясь. Утренний туман пробирал их влажным прохладным безмолвием.
– Давай двигать, – повторил Уэсли, – пока от холода не околели.