Меня захлестнула горькая волна жалости:
– Дорогой, ты не виноват в этом. Взрослые слишком сложные люди… Иногда решают свои проблемы по-глупому. Как самые настоящие дети.
В ответ я получила улыбку и первый зрительный контакт.
– Лучше пойду поиграю! – сказал малыш и, бросив подушку на пол, выбежал через дверь, которая вела в мой дом, но теперь это был выход к морю.
Я бросилась за ним. Мы оказались на диком пляже. Надвигался ураган. Ветер буквально сшибал с ног. Мальчик кричал и радовался резким вихрям. Он кружился и убегал все дальше. В воздухе летали миллиарды песчинок, которые засыпали глаза. Это мешало видеть. Я бежала, но не успевала. Маленький силуэт все больше отдалялся.
Вдруг мальчик упал и перекатился вблизи бьющих песок волн. Это еще больше раззадорило его, и он стал брызгаться водой во все стороны.
Я рискнула и выкрикнула имя, которое, судя по подписи к фото, должно было принадлежать ему:
– Эрик!
Ветер уносил мой голос в другую сторону. Я неуклюже пробиралась вперед и напрягала горло:
– Эрик, вернись! Там опасно!
Огромная волна поднялась над пляжем и с невероятной силой ударила пляж по песку, а маленького Эрика по голове. На бегу я наблюдала, как море проглотило маленькое тело. Ужас подстегивал меня, но этого было недостаточно. Быстрее! Хотя уже бесполезно.
Холодная вода начала сбивать с ног, когда я забежала в нее в надежде пойти по глади, как Иисус, и вытащить Эрика из воды. Я барахталась беспомощным насекомым в затягивающих волнах. Ноги проскользили по дну, я плюхнулась под воду. Очередная волна прикрыла одеялом весь берег, но тишина уже забрала меня к себе. Невидимая сила утягивала тело в холодную глубину. Сопротивляться бессмысленно, но я пыталась.
Сквозь темную толщу воды были видны холодные пространства. Вдали показалось бесчувственное тело маленького мальчика. Я стала грести руками в его сторону. Рефлексы предательски провоцировали меня сделать глоток воздуха, но это означало бы смерть. Последние секунды терпения. Требуя кислород, мое тело вдохнуло и получило поток воды в глотку. Резкая боль во рту заставила закрыть глаза.
Открыв их, я начала дышать. Воздухом. В моих руках был стеклянный бокал с водой, а во рту его осколок, который я откусила в непонятном порыве. Острые края порезали мне язык. Было страшно глотать.
Гостиная. Полюбившиеся обои с розами. Пятна засохшей крови на полу и отодвинутый диван.
– Не думал, что вы будете так долго собираться, – сказал вошедший Тео и остолбенел.
Он вырвал из моей руки стакан. Схватился за мою шею и скулы. Прозвучали указания:
– Не глотайте! Плюйте!
Мной овладел столбняк.
– Я сказал плюйте, черт вас побери!
Осколок полетел на пол. Сознание возвращалось.
Тео помог мне промыть рот, а потом наложить свернутый бинт и кусочек льда на язык. Он действовал, как медицинский работник: сухо и четко. Порез был неглубокий. Можно успокоиться.
К моему спасителю вернулся сарказм:
– Ну, теперь вам есть только из трубочки.
Я не могла реагировать на это замечание. Увидеть гибель мальчика и не суметь его спасти… Есть предел ужаса этой истории? Мысли все время возвращали меня к увиденному. Шторм, море. Песок в глазах. Дикий пляж. Холодная вода. Стоп! Это не то место, на которое можно попасть, выйдя из дома Голдов! Здесь все устроено для прогулок и выхода в море на лодках. Есть старые кривые постройки. А сегодня я видела, как волны унесли Эрика именно с дикого пляжа! Или не Эрика…
От опухшего языка моя речь стала шепелявой:
– Нам срочно нужно достать газеты за девяносто первый год! Я знаю, что мы там найдем!
Глава 7
Библиотека воспоминаний
Всегда горячие руки. Не просто теплые. Под его кожей бурлила жизнь, которая согревала всех, кто стоял рядом. Стоило пожать ему руку, и поток энергии перетекал невидимым потоком по венам, лимфе, мышцам и костям. Он охватывал каждую клеточку. Можно было ощутить вибрирующие волны. Один человек на миллиарды. Уникальный вид. Мой Эрик…
Его худое тело казалось неспособным воспроизводить столько теплоты. Такого, как он, самой хотелось оберегать. Но стоило его объятиям обвить меня, все таяло. Эрик давал ощущение защищенности, контрастно сочетающейся с небывалой нежностью. Вспоминать это тяжелее, чем кажется. И дело не только в присутствии одного человека рядом с другим. Вся суть в единении, которое разрушил чужой поврежденный разум. Если бы Эрик не принял в свое время того пациента… Если бы я осталась дома… Если бы мы жили в квартире на тридцать первом этаже… Ах, эти «если бы»! Можно только фантазировать. Только для чего?
«Эм, ты дома?» – до сих пор звучит у меня в ушах этот голос. Эрик называл меня сокращенным именем, которое придумал сам. Больше никто не окликнет меня так. Это было только наше. Только между нами.