- Это правильно, может быть, они еще исправятся, - сказал папа и воззрился на мою одномачтовую каракку из четырех стульев с огромным парусом из склеенных листов бумаги, который никак не хотел держать спину прямо - даже в присутствии мачты (швабры), и потому тонкой, невидимой ниткой был привязан к люстре на потолке.
- Не мог бы ты слегка уменьшить энтропию в своей комнате, - сказал он, взглянув на меня с незначительным укором. Как это ни удивительно, но уже тогда я знал, что такое энтропия, и какой смысл кроется в его словах. Папа любил это слово. Например, когда он обращался к маме с просьбой, чтобы в салате было поменьше энтропии, это означало, чтобы она нарезала покрупнее.
А еще у меня был блокнот, в который я, чтобы не забыть, записывал все новые, где-нибудь услышанные и доселе неизвестные мне слова с их значениями. Кроме энтропии в нем, к примеру, были такие слова: вымбовка, инкунабула, рефинансирование, фотон, экслибрис, фонсека, цикорий, дифференциация, корпускула, трансцендентальность. С последним словом я, правда, и до сих пор не очень-то разобрался. Думаю, всё дело в том, что само слово трансцендентальность не очень трансцендентальное (а может быть, слишком). Обычно объяснял мне это всё папа - и я, как правило, понимал, но если и он не знал, то приходилось лезть в интернет или словарь. Но я опять отвлекаюсь.
Пришлось убраться, корабль я, конечно, не стал трогать, но убрать фантики, обрезки бумаги, куски проволоки и ниток и прочий хлам с пола было даже хорошо, потому что мама была не очень-то довольна моими дырявыми носками в шоколадных пятнах. Время от времени полезно слушать родителей... но только время от времени. Правда, если родители что-нибудь понимают, то они и сами обращаются к вам с вещами, требующими послушания, только по мере необходимости, не докучают и не злоупотребляют этим своим преимуществом.
Уже заканчивая свои очистные мероприятия, я услышал через открытое окно, как залаяла собака во дворе Ивана Макарыча. Это была длинная худая овчарка с бестолковым птичьим лицом, и она не гавкала, а как-то гудела: «Гу-у, гу-у». Прогудев несколько раз и, видимо, узнав вошедшего, Кайра замолчала. Я выглянул в окно, но на улице никого уже не было. Собственно, можно было и не выглядывать - кроме Петра Данилыча это никто и не мог быть.
Через несколько минут Петр Данилыч и Иван Макарыч прошли мимо окна на лавочку, я молча следил за ними, положив подбородок на подоконник и поворачиваясь им вслед всем телом. Мы, как водится, чинно поздоровались.
- Петр Данилыч-то, представляешь, собирается с вышки прыгать в воду, - сказал Иван Макарыч.
- Крутой, - сказал я. - Это из списка?
- Да.
- Ну и правильно, все равно делать нечего, а в игрушки вы не играете... и корабля у вас нету.
- Это точно, - усмехнулся Петр Данилыч.
Они уселись на лавочке, я вылез через окно и сел с ними. Солнце нежно согревало наши спины, пробираясь все глубже и глубже внутрь тела - совсем как горячий чай в холодную погоду, только в обратную сторону.
- И что же, ты хочешь всё-всё выполнить? - спросил Иван Макарыч.
- Ну а что, делать-то все равно особенно нечего, Лев Палыч правильно сказал. Да и кто знает, вдруг я завтра помру - надо жить, пока молодой! - энергически сказал Петр Данилыч.
- Молодой? - переспросил Иван Макарыч.
- Ну... пока не сыграл в ящик.
- А ты вроде бы высоты боялся?
- Не то что бы боюсь вот так прямо, но да, как-то неспокойно мне смотреть сверху вниз, голова как-то кружится, как не тренировался - не помогает. Ну я думаю, помехой это не станет. Да и когда пересилить свои страхи, как не в шестьдесят лет, а?!
- Ну что - поехали, - согласился Иван Макарыч. - Не составишь нам компанию, Лев Палыч?
- Прыгать с вышки в воду?
- Да.
- Конечно! Я вам покажу, как это делается.
Собрав плавки, полотенца и прочие купальные принадлежности, мы собрались у гаража Петра Данилыча, в котором квартировал двоюродный брат танка Т-34 и племянник автомата Калашникова в одном лице - военный УАЗ какой-то уникальной ручной сборки, как всю дорогу рассказывал мне Петр Данилыч.
А я всю дорогу думал, что распорядок дня, часы, в которые у них начинаются все дела - это цифры кода к сейфу, нужно их просто сложить или перемножить определенным образом. Ну а что, почему бы и нет, в конце концов. А что же в сейфе? И зачем им вообще понадобился в доме сейф? Может быть, у них там наследство, на которое они живут? Размышляя об этом, о ручной сборке и еще о многом другом, я смотрел в окно на мелькавшие поначалу знакомые дома, на сменившие их деревья, на машины, людей в машинах и так, прохожих, которые появились, когда мы въехали в город; магазины, вывески, солнце, безнадежно застрявшее в бликах и отражениях, точь-в-точь как и мы перед одним из светофоров.