То что Петр Данилыч в этот раз забыл о нашем обычае меня насторожило. В первый момент, увидев его лицо, я даже испугался. «Уж не умер ли кто?!» - мелькнуло у меня в голове, но эта мысль быстро потеряла свою силу, тут было что-то еще, почти наверняка связанное с этой пыльной шахматной доской, какое-нибудь дело давно минувших дней. Следуя за ним по комнатам, я ожидал чего-то с нетерпением и детским любопытством.
Мы прошли через светлую, застекленную комнату с двумя плетеными креслами, которая была, по сути, закрытым продолжением террасы, расположенной спереди дома, дальше через маленькую гостиную с диваном, похожим на старую и большую бежевую собаку, и поднялись на второй этаж по крутой лестнице. Комната, в которой мы оказались, была тоже остеклена с двух сторон сплошь, другие две стены имели лишь двери, ведущие в другие комнаты. Посреди этой комнаты стоял большой круглый стол и вокруг него шесть монолитных деревянных стульев, каждый из которых приходился младшим братом трону короля Артура. Это было нечто вроде столовой, но Петр Данилыч после смерти жены редко тут обедал, обычно он ел или прямо на кухне за овальным белым столиком, или в застекленной комнате внизу, сидя в одном из больших кресел и глядя на далекий лес за окном.
Сев на один из стульев и положив шахматы перед собой на стол, Петр Данилыч какое-то время с трепетом оглядывал их, не решаясь открыть, а я, забравшись с ногами на стул напротив, смотрел то на него, то на шахматы, и внутри, в самом животе, от волнения у меня что-то сжималось.
- Знаешь что это, Левка? - сказал он наконец, все еще не открывая их.
- Нет.
- Это моя старость, - произнес он с блеском в глазах и вдруг улыбнулся широкой улыбкой с белыми зубами. - А где этот старый хрыч?! - с игривым недовольством вдруг вспомнил он, вынул из кармана рубахи телефон и набрал номер. - Не отвечает, спит наверно или в огороде. Сходи за ним, Лев Палыч, будь другом.
- А что там? - спросил я.
- Сейчас Иван Макарыч придет и откроем.
- Без меня не открывай! - сказал я, и в моем взгляде было условие: иначе я не пойду за Иван Макарычем.
- Не буду, не буду. Беги.
- Не обманешь?
- Ну что ты... - с некоторой даже обидой посмотрел на меня Петр Данилыч, а я, уверившись, соскочил со стула и побежал сначала вниз по лестнице, потом в кухню, из кухни на террасу и, перепрыгнув через две ступеньки, пустился через улицу. Иван Макарыч жил в небольшом доме с кухней, двумя спальнями и большой общей комнатой. Он любил делать всяческую мелкую и ненужную ерунду для дома. Звонок у него представлял собой колокольчик, леска от которого через две стены была выведена наружу и закреплена на подпружиненном рычажке, точь-в-точь как в мультиках. Я опустил рычажок два раза и оба раза он с далеким приглушенным звоном вернулся обратно. На одном из окон дома было зеркало, чтобы видеть изнутри, кто стоит перед парадной дверью. В зеркале промелькнула зашторенная тень, и через несколько секунд на пороге показался Иван Макарыч.
Он был чрезвычайно худ, на лице и голове у него была седая дедовская щетина, а рот улыбался прогалинами, но в лице его было что-то притягивающее и доброе, потому, наверное, что я знал про него, что он хороший человек. Он как всегда протянул мне руку, улыбаясь и со словами: «О, Львенок, здравствуй, дорогой».
- Привет, Иван Макарыч, Петр Данилыч зовет. Какую-то шахматную доску нашел под домом. Он звонил, но ты не отвечал.
- Не отвечал? - задумался Иван Макарыч. - А у меня телефон, наверное, в сарае. Ну ладно, пойдем, раз зовет. Доску, говоришь, нашел?
- Да.
- Что же он хочет, в шахматы сыграть?
- Нет, он говорит, что в ней его старость.
- Старость... у кого старость в доске, а у кого смерть в яйце, - в задумчивости, находившей иногда на него, произнес Иван Макарыч, а потом вдруг улыбнулся мне своей такой все-таки обворожительной улыбкой, что я тоже заулыбался в ответ.
Уверен, что он не так просто упомянул о смерти в тот раз, с ней у него были особые и сложные отношения. Два раза он чудом избегал смерти, попадая в несчастные случаи, а однажды не сел в машину, которая разбилась. Эта история, которую я узнал впоследствии, потрясла меня невыразимо.
Иван Макарыч, еще совсем молодой, собирался ехать из города в деревню. Автобус ушел, и он пошел на стоянку такси, где выходило не намного дороже, если машина набиралась полная. Еще издалека увидев его, таксист показал ему один палец, означавший, что осталось как раз одно место, и Иван Макарыч заторопился быстрее. Он шел вдоль книжного магазина, когда точно перед ним открылась дверь, и он со всего ходу врезался в нее лбом. От удара с правой стороны лба у него тут же вздулся большой красный холм, а у девушки, выходившей из магазина, от неожиданного толчка подкосились ноги, и она неловко упала с невысокой ступеньки, выронив сумку и оцарапав ладонь, на которую приземлилась. Из открывшейся сумки выкатилась губная помада и куда-то укатилась. Пока они вместе ее искали, таксист уже кого-то взял и уехал. Девушка, как оказалось, тоже ехала в деревню к своим родным. Через десять минут они уехали с другим таксистом. На выезде из города они увидели предыдущую машину в кювете, заехавшей на дерево и стоявшей носом к верху. Как потом стало известно, никто из пассажиров не выжил. Рассказывая это как-то раз, когда они с Петром Данилычем думали, что меня нет в комнате, а я спрятался за одним из кресел и не дыша подслушивал, Иван Макарыч сказал, что умереть даже лучше, чем остаться калекой, и Петр Данилыч, подумав, согласился. Девушку эту, которая поставила шишку Ивану Макарычу, звали Нина Петровна и на момент событий книги, она была его женой.