— Такая же лентяйка? — проворчал Джойд.
Девушка усмехнулась.
— Она выбирает курс, но есть много мелких богов — они сидят на цепи и гребут.
— Простите меня, о всемогущая, — произнес Ярви, — но мне вот отсюда видно, что на вас те же оковы, что и на всех.
— Покамест, — ответила она, набрасывая цепь на плечи подобием шарфа.
— Тоже мне, один Бог, — снова раздраженно бросил Ральф, качая головой на недостроенный храм.
— Лучше один, чем никакого, — прорычал, подходя к скамьям, Тригг.
Невольники погрузились в молчание, все знали, что отсюда их курс лежит в страну шендов, которые не знают милости к чужеземцам, не молятся никаким богам, не преклоняют колени ни перед каким королем, каким бы верховным тот ни был.
Однако серьезная опасность сулит серьезную выгоду — так объявила команде Шадикширрам, когда вскочила на борт, держа в руках нацарапанное рунами разрешение на торговлю. У нее так горели глаза, что можно было подумать, этот пергамент ей вручил лично Верховный король.
— От шендов нас эта бумажка не защитит, — заворчал кто-то с задних банок. — Они сдирают с пленных кожу и жрут своих умерших.
Ярви фыркнул со смеху. Он изучал языки и обычаи большинства стран вокруг моря Осколков. Невежество питает страх, говорила мать Гундринг. Знание страх убивает. Когда ты познаешь чужой народ, то в итоге оказывается, что они такие же люди, как все.
— Шенды не любят чужеземцев, потому что мы вечно воровали их и увозили в рабство. А так они не более дикие, чем любой другой народ.
— Поэтому мне уже стало страшно, — негромко вставил Джойд, не спуская глаз с разматывающего кнут Тригга.
После полудня они гребли на восток с новым разрешением торговать и новым грузом на борту, но висели на них все те же старые цепи. Башня Служителей умалялась и таяла за кормой. К закату они укрылись в скалистой бухточке. Перед тем как уйти за пределы мира, Матерь Солнце разбросала золото по воде и разрисовала облака необыкновенными красками.
— Не нравится мне это небо! — Сумаэль забралась на мачту и, обхватив ногами рею, мрачно наблюдала за горизонтом. — Завтра мы должны остаться тут.
Шадикширрам отмахнулась от предостережений, как от мух.
— В этой лужице какие могут быть бури? А у меня чутье на добрую погоду. Идем дальше. — Она вышвырнула в море пустую бутыль и послала Анкрана за новой, не обращая внимания на то, как Сумаэль качает головой, глядя в небо.
Пока «Южный Ветер» покачивался на волнах, а моряки с охраной сгрудились на юте возле жаровни — покидать кости по-маленькой, какой-то раб тонким, ломаным голосом завел непристойную песню. Он забыл половину слов и вместо них мычал околесицу — зато под конец со всех сторон грохнул усталый смех и кулаки заходили по веслам в знак одобрения.
Потом вступил другой, низко и хрипло, но с зажигательной песней про Бейла Строителя, который на самом деле не строил ничего, только возводил горы трупов и в конце концов стал первым Верховным королем, неся огонь, меч и суровое слово всякому несогласному. Жестокие властители выглядят куда лучше, если смотреть на них из будущего, и вот к поющему присоединилось еще несколько голосов. Наконец, Бейл в жаркой битве вошел в Последнюю дверь, как и положено герою, и песня кончилась, как и положено песням, и в честь певца пронесся новый круг стука и топота.
— У кого еще есть песня? — выкрикнул кто-то.
И к удивлению всех и даже его собственному, вышло так, что песня нашлась у Ярви. Это была колыбельная, которую по ночам напевала мать, когда он, еще маленький, боялся спать в темноте. Он сам не знал, почему ему взбрела на ум именно эта песня, но его голос взлетел высоко и свободно, а потом устремился прочь от зловонного корабля, вдаль, к тем вещам, которые все эти люди давным-давно позабыли. Джойд сидел, раскрыв рот, и Ральф таращился во все глаза, и Ярви казалось, что он еще никогда не пел и вполовину так хорошо, как сейчас, сидя беспомощно на цепи, на этой гнилой посудине.
Когда он закончил, опустилась тишина. Лишь еле-еле поскрипывала обшивка, когда под кораблем проплывали неспешные волны, шуршал снастями ветер и вдали курлыкали чайки.
— Давай еще одну, — произнес кто-то.
И Ярви спел им еще одну, а потом еще, и еще одну после. Он пел о потерянной любви и любви обретенной, о высоких подвигах и низком предательстве. Балладу о Фроки, таком хладнокровном и невозмутимом, что уснул прямо посреди сражения. Напев об Ашенлир, такой остроглазой, что могла сосчитать все песчинки на морском берегу. Он пел о Хоральде Путешествующем Далеко, том, кто побил в корабельной гонке черкнокожего короля Дайбы и под конец заплыл так далеко, что упал с края света. Он пел об Ангульфе Копыто, Молоте Ванстера и никому не сказал, что тот был его прадедом.