Я остался стоять на крыльце под неоновой вывеской с бегущими огнями и какой-то оранжевой курицей, которая раз в пять секунд судорожно дергала ощипанными крыльями. Мне было жарко. Дождь немного холодил лицо, застревая в бороде серебряной взвесью.
Я думал о ней. Перед моими глазами стояла, не уходила серебристая фигура и сияло высокомерной улыбкой лицо, как будто скопированное с давно потерянного рисунка.
Швейцар с легким поклоном распахнул двери. Она вышла в чем-то пушисто-меховом, небрежно накинутом на плечи. Мне показалось, она знала, что я буду ее ждать, – по губам скользнула легкая усмешка и быстро спряталась где-то в сияющей темноте глаз.
– Проводи меня, – скорее приказала, чем попросила она.
Я промолчал. А что я мог сказать, если она сразу же узнала обо мне гораздо больше, чем знал о себе я сам, и больше, чем я сам мог себе признаться!
Подъехала машина, такая же серебристая, как ее хозяйка, даже подшофе я узнал благородные очертания «порше».
Мы молча сели в автомобиль. Машина мягко тронулась, и вдоль окна поплыли расплывавшиеся в тумане фонари. На первом же светофоре я почувствовал, что руки мои самопроизвольно тонут в мягком душистом меху, а губы жадно ищут влагу прохладного рта…
Конечно же все невнятные пьяные предостережения Сашки Абалкина мигом вылетели у меня из головы, которая сладко кружилась от пронзительно тонкого запаха ландыша. Я ничего не знал и не хотел ничего знать. Я хотел только ее…
Она мягко отстранилась от меня и, нащупав узкой прохладной рукой мою горячую ладонь, еле слышно прошептала, заглядывая прямо в душу своими бездонными глазами:
– Никогда не верь, если будут говорить обо мне плохо… Слышишь, никогда!
За окном мелькали пригородные посёлки, дачные домики, заколоченные на зиму, черные хвойные леса, берёзы, истекавшие прозрачным соком… «Дворники» ездили по стеклу, размазывая капли дождя, то и дело мелькали фонари, расплывавшиеся в туманном мареве как огромные светящиеся кляксы.
Машина застыла на железнодорожном переезде. Шлагбаум был опущен, тревожно мигал красный сигнал…
Голова у меня всё больше и больше кружилась от запаха ландыша, я гладил бархатистую нежность плеч, а ненасытными губами жадно пил дыхание нежного рта. Я ничего не знал и не хотел ничего знать. В мире существовала только она…
Глава третья
Глубокая ночь. Большой загородный дом из красного кирпича, похожий на средневековый замок. Около парадного входа (круглая застеклённая ротонда с шатром из красной черепицы) стоят две машины – серебристый «порше» и темный «БМВ». Унылый мелкий дождь сеет с неба водяную взвесь. В узких бойницах средневековых башен скользят блики света.
Комната обставлена громоздкой дубовой мебелью. На окнах тяжелые шёлковые портьеры. Мягко потрескивают огненные поленья в камине, бросая беглые отблески на стены из светлого дерева.
В глубоком кресле около огня покойно сидит молодая женщина, задумчиво смотрит на пламя. Бокал красного вина кажется черным в ее тонкой руке. Кольцо сверкает на пальце, от полированных граней разбегаются разноцветные искорки. Большие, кажущиеся в полумраке темными глаза задумчиво смотрят на огонь – и будто бешеная рыжая лисица скачет в них то вверх, то вниз. Женщина маленькими глотками пьет вино, а около ее ног разлеглась огромная черная собака и лениво зевает, открывая розовую зубастую пасть.
Женщина пьет вино. Угольки скачут в камине, ветер завывает за окном, бросая в стекло пригоршни ледяных струй. Собака щурится на огонь.
Женщина пьет вино.
Бокал почти пуст. Голова клонится на плечо, усталые глаза сонно слипаются, длинные ресницы отбрасывают тени на щёки. Собака легла на бок и вытянула лапы.
Бокал падает из ослабевшей руки и катится по ковру. Собака вздрагивает, поднимает голову и настороженно поводит ушами. Женщина крепко спит…
Собака спокойно закрывает глаза. На глянцевых боках хрусталя скачут огненные сполохи…
Звучат приглушенные коврами шаги. Камин почти погас. Темная фигура входит в комнату, собака тревожно поднимает голову, но потом, вздохнув, как человек, опускает ее на лапы. Умелые руки раздевают женщину, укладывают ее на ковер, скручивают кольцо с пальца, прячут в карман. Собака внимательно наблюдает за всем происходящим, но не двигается с места. Те же руки поднимают канистру с бензином, обливают ковер, мебель, спящую женщину, стены, камин.