— Возьми человек десять. Скачи в Кумыш-Тепе, напугай иомудов. Скажи: каждого, кто заговорит с русскими, ожидает смерть.
— Где твои люди, Абуталиб? — горячился Мир-Садык.
Багир-бек приподнял полог. Указал подбородком на сидящих поодаль амбалов. Верные своему скудоумию, они раскидывали альчики и азартно спорили после каждого кона.
— Ты предлагаешь взять этих лути (Лути - босяки, оборванцы)? — пренебрежительно спросил Мир-Садык. — Но скажи, на что способны они?
— Я потом тебе покажу — на что они способны, — спешно ответил Багир-бек. — А пока достань им коней и оружие. Ну, пошел!
Мир-Садык выскочил из палатки, прыгнул в седло. Двое его нукеров тоже вскочили на коней. Тотчас они скрылись за деревьями.
Дорога вела через густой лес, соединявшийся ветвями поверху. Солнце вовсе не просвечивало сквозь кроны, и в лесу было влажно и душно. Толстые длинные ветви чинар, дубов, азата свисали над дорогою. То и дело всадникам приходилось пригибать головы. Скоро, однако, дорога вышла из лесу. Деревья в вечном сплетении ветвей шагнули дальше в гору, а дорога втянулась в ущелье, по которому с шумом неслась речушка. Здесь растительность была помельче, но заросли — непроходимые. По берегам — сплошные кусты ежевики, за ними грецкий орех, дикие яблони и груши, виноград, гранатовые деревья. Солнце еще не заглянуло в ущелье, в нем царил полумрак. И в этом колдовском покое на все лады распевали соловьи.
Селение Ноукент лежало за холмом, в глубокой долине. Дома и дворы персиян, тесно прижавшись друг к другу, тонули в зелени деревьев, образуя что-то в виде подковы. Только на самой излуке был небольшой разрыв. Здесь, с высокой отвесной скалы, падал водопад, и вода, сбегая вниз, неслась бурной речушкой.
Дом Мир-Садыка стоял слева от шумящего водопада. Он был обнесен высоким каменным забором. -Вход во двор вел через тяжелые кованые ворота. Рядом с домом Мир-Садыка высился богатый каменный дом владельца деревеньки, Гамза-хана, одного из приближенных Фетх-Али шаха. Сам Гамза-хан приезжал сюда только на отдых, остальное время жил то в Тегеране, то в Астрабаде. Сейчас в поместье его не было. В доме жили жена и дочь хана, выехавшие сюда на.летний отдых.
Развесистые купы орешника и грабовых деревьев целиком заслоняли изумрудно-зеленый, украшенный керамикой, дом Гамза-хана! Выстроен он был еще во время царствования Надир-шаха, когда великий завоеватель, утопая в славе воинских подвигов и богатстве, сооружал себе руками европейских мастеров в Ашрафском дворце Шаха Аббаса замок «Сорок колонн». Тогда же по заказу деда Гамза-хана заморские зодчие, мастерски сочетая персидский и венецианский стили, воздвигли в Ноукенте этот красивый ханский чертог.
Уже тогда владетельный предок Гамза-хана питал слабость к европейским красотам. С годами эта слабость переросла в болезнь и ею «отравились» сиятельные потомки. Отец Гамза-хана, а впоследствии и сам Гамза-хан, с фанатическим усердием европеизировали свое летнее гнездовье. В нем стояла французская и английская мебель: шкафы, диваны, оттоманки; окна были занавешены тяжелым светло-голубым бархатом. И только на полах красовались персидские и туркменские ковры...
Дух Европы коснулся и домочадцев Гамза-хана. Почти каждый год жена его, Ширин-Тадж-ханум, светская женщина, выезжала с мужем в Тегеран, была знакома с английскими дипломатами и офицерами. Там, в пышном свете, она вовсе не пользовалась чадрой. И только здесь, в поместной деревеньке, приличия ради, не открывала свое лицо перед непросвещенной чернью...
Всадники остановились у ворот поместья хана. Двое остались сидеть в седлах, а Мир-Садык спешился и, поздоровавшись с привратником, прошел во двор. Над головой гостя буйно зашелестела листва. Он поднял голову и огляделся, затем неспеша направился по аллейке к дому. Посреди двора, он увидел хауз, сверкавший родниковой водой. На мраморном парапете хауза сидела девушка лет четырнадцати — дочь Гамза-хана, Лейла. Подойдя, Мир-Садык поклонился ей и, оглядывая широкий айван и балкон над ним, спросил, можно ли увидеть госпожу. Девушка испуганно стрельнула в воина большими черными глазами и быстро скрылась в доме. Мир-Садык, задохнувшись от красоты Девушки, тронул согнутым пальцем усы. Лицо у нее было чистое, губы алые, как лепестки розы, а глаза глубокие, нежные. Он опомнился, когда услышал голос слуги:
— Пройдите сюда, господин!
Мир-Садык приблизился к дому и поднялся на айван, где с подружками сидела госпожа. Закрывшись чадрой, она некоторое время наблюдала за ним через сетчатую ткань.
Затем, осмелев, откинула чадру и спросила, что ему от нее нужно. Она была так же красива, как и ее дочь, только старше. Можно было предположить, что и Лейла будет точно такой, когдп станет взрослой. Мир-Садык залюбовался прелестным лицом и обворожительной улыбкой. Сильно покраснев, потому что в мозгу его шевельнулась вожделенная мысль, он сказал госпоже: