Огурджалинцы молча встали и удалились из кибитки. Дойдя до киржима, подождали, пока утихнет ветер. Как только волны стали мельче, поставили парус и отправились восвояси.
Кият пока не тревожил персиян: не хотелось выходить из кибитки в такую пыльную погоду. Лишь к вечеру он захотел взглянуть на пленников. Взял с собой Абдуллу, еще нескольких йигитов и все вместе пошли к ним. Персы, с осунувшимися лицами, только глаза зеленоватые, как у кошек, сидели, прижавшись друг к другу. Войдя в юрту, Кият окинул их беглым взглядом, пожурил:
— Как же так, хеврет-вали, попались разбойникам, а? Такие опытные моряки, а поддались. Силенок, видно, у вас маловато. Ну-ка, Абдулла, проверь, на что способны они.
Слуга подошел к одному — это был капитан геми, — схватил его за шиворот й поднял на ноги. Тут же Абдулла ребром ладони ударил перса по шее. Тот упал пластом к ногам хана. Иигиты рассмеялись, а Кият сказал:
— Да, работник из тебя неважный, рейят. Ты и гулум с нефтью не поднимешь.
Перс, приподнявшись на колени, молящими глазами уставился на Кията. Давясь слезами, он заговорил:
— Хан-ага, дай мне свободу — я скажу тебе важные вести.
Кият-хан засмеялся и оттолкнул ногой перса. Абдулла поставил на ноги другого. Этот был еще тщедушнее первого и чем-то напоминал общипанного воробья. Хан пожалел его:
— Ладно, не трогай его, Абдулла, — сказал он и вновь взглянул на капитана геми. — А этого веди в мою кибитку, хочу услышать, что он мне скажет важного.
Едва ввели перса в ханскую кибитку, он сразу упал на колени и быстро заговорил:
— Хан, я сразу понял, что ты и есть тот самый Кият, не принявший шахскую грамоту и титул хана. Хан, теперь обещай сохранить мне жизнь и дать свободу после того, что я расскажу.
Кият еще больше заинтересовался пленником.
— Ну-ка, развяжите ему руки, — распорядился хан. И Абдулла, вынув из ножен кинжал, разрезал за спиной перса веревку. Хрустнув плечами и опустив дрожащие руки на колени, перс присел, сложив по-восточному ноги. Напротив сели Кият и его слуги.
— Хан-ага, — взволнованно заговорил перс. — Я капитан той самой геми, которую захватили иомуды. с Огурджинского. Я спокойно жил в Энзели и занимался небольшой торговлей и никому не мешал.. Но вот дней десять назад приехал ко мне от Аббаса-Мирзычеловек и привез с собой тех троих, которые сидят в твоей черной кибитке. Того человека, который привез их ко мне, зовут Гамза-хан.
— Знаю такого, продолжай,— с интересом отозвался Кият-хан, а остальные вздохнули.
Перс попросил воды, потому что сильно волновался, а может, давно не пил. Абдулла налил ему чаю. Тот отхлебнул глоток и продолжал с тем же нетерпением:
— Гамза-хан велел, чтобы я подал им ужин, и моя жена принесла все, чего они захотели. Я сидел с ними и слышал весь разговор. Гамза-хан сказал тому худенькому: «Встаньте у Челекена поздно ночью и в кулазе плывите к берегу. Кибитки Кията в середине. Сам хан живет в восьмикрылой. Если есть стража, подползите незаметно и уберите ее с дороги. Потом пробирайтесь к кибитке хана. Привезете его голову — получите пять тысяч тюменов...»
Йигиты все как один схватились за рукоятки ножей. Кият вздрогнул, побледнел и чуть-чуть отпрянул от перса. А тот еще жарче продолжал:
— Хан-ага, мне они сказали: «Ты должен выполнять все приказания человека Аббаса-Мирзы». А о том, что хочу я их везти или нет, они не спрашивали. Гамза-хан только предупредил: «Не вздумай шутить, Касем, если дорожишь своей башкой». Что мне оставалось делать, хан-ага? Мы пришли на моей геми раньше времени и бросили якорь в пяти фарсахах от Челекена, чтобы дождаться ночи. Тут нас и схватили.
После того, что рассказал перс, все долго молчали. Вот, оказывается, что поджидало Кията! Смерть. Аббас-Мирза нанял убийц и оценил его голову в пять тысяч тюменов. Кията вдруг обуяла жажда действия. Ему хотелось чего-то, но он пока сам не знал — чего именно. Наконец, сказал:
— Приведи того, полудохлого.
Через несколько минут худощавый перс в драной шапке и грязном халате, согнувшись, вошел в кибитку и упал на колени. Ни слова не говоря, Кият выхватил нож и поднес острие к подбородку продажного убийцы. Тот, почувствовав острие, запрокинул голову.
— Отвечай, каджар,— холодно, с хрипотцой произнес Кият, и все подумали, что хан не выдержит — проткнет горло пленнику. Но Кият какой-то внутренней силой сдерживал себя.— Кто оценил мою голову — сам шах или Аббас-Мирза?
— Аббас,— прохрипел перс.
— Сколько стоит моя голова?
— Пять тысяч тюменов.