Кият в этот вечер не ложился спать, сидел, окруженный своими сердарами. Был он заметно взволнован — неизвестность завтрашнего дня тревожила его. Внизу, поодаль от кургана, горели небольшие костры. Это воины Джадукяра и Назар-Мергена варили ужин. Но вот костры один за другим стали гаснуть, и наступил мрак. Только где-то в стороне шумело море и завывал холодный северный ветер. В полночь, выставив стражу вокруг кургана, Кият лег и до самого рассвета проспал без тревоги. В лагере все было спокойно.
Едва развиднелось, он вышел свершить намаз и, окинув долину, немало удивился: шатры гургенцез стояли на месте, но ни коней, ни людей не было. Хан подумал, что лошадей они отвели куда-нибудь на сочный корм к берегам Шершери, а сами спят, но, приглядевшись, тотчас отбросил эту мысль.
— Хов, Махтум-Кули! — крикнул он.— Возьми с собой йигитов да съезди к Джадукяру. Узнай, что там у них случилось. Вроде бы все стоит на месте, а никого нет.
Атрекский хан тотчас вскочил на скакуна. С ним отправились его ближайшие помощники. Полфарсаха отделяли лагерь гургенцев от кургана Гирей-Дюгун. В считанные минуты атрекцы покрыли это расстояние и остановились возле лагеря. Джигиты торопливо заглянули в один, в другой шатер и сообщили — никого нет.
— Ух, проклятый колдун! — в отчаянии вскрикнул Махтум-Кули-хан, потрясая кулаками.— Опять тебе удалось обмануть нас. Опять ты продался персиянам! — Хан со злостью рванул полог белого шатра и остолбенел: Джадукяр лежал у входа без головы, сгустками запеклась кровь на обрубленной шее.
Махтум-Кули, пятясь, отступил, вскочил на коня и с криками: «Предательство! Нас предали гургенцы!» — помчался к кургану. Взлетев на холм, он торопливо сообщил Кияту о том, что увидел. Дрогнули мускулы на лице
Кият-хана, глаза сузились, выражая гнев. Долго он стоял, поставив кулаки на бедра. То смотрел себе под ноги, то на опустевший лагерь гургенцев.
В то утро воины Кият-хана разгромили Кюльбат, Градевинд и выехали на хребет Энезань-Ко. Отсюда был виден весь Астрабадский залив и все прибрежье, а на юге вырисовывалась белой папахой гора Демавенд. Йигиты на дороге заметили свежие следы конского помета, отпечатки копыт — это Назар-Мерген провел здесь совсем недавно свое войско.
Поразмыслив, Кият-хан пришел к выводу, что предатель и триста его всадников направились в Эшреф или в Сари: в одном из этих городов скрывался со своим ополчением Мехти-Кули-хан. Кият-хан понимал, что руководило гургенским ханом. Он спешил бросить к ногам астрабадского хакима голову Джадукяра и получить щедрое вознаграждение.
Эшреф лежал левее, на склоне гор. Виднелись дворики в оранжевых садах — подступившая зима еще не смела с деревьев листву. Кият-хан направил свои сотни на этот город. Туркмены ворвались в него так же неожиданно, как ветер налетает с моря. Пронесшись по улицам вдоль речки Ша-Киля, у берега которой стояли небольшие, крытые папоротником дома, сотни с гиканьем, размахивая саблями, выскочили к древним шахским садам. Распахнув ворота, над которыми красовался герб Льва и Солнца, всадники ринулись ко дворцу беглер-бега.
В шахских садах оказался только небольшой отряд персиян, несших охрану и сохранявших порядок в замке. Встретив туркмен пальбой ив окон и из-за колони, персы явно недооценили силы противника. Не прошло и часа, как все они были порублены, и только несколько человек, оставшихся в живых, стояли на коленях, положив руки на голову. В живых остался и беглер-бег Эшрефа, пребывавший в замке.
— Где Мехти-Кули? — спокойно спросил у него Кият-хан и велел встать на ноги.
— Он в Сари,— залепетал быстро смертельно напуганный беглер-бег.— Он останавливался здесь только для того, чтобы отдохнуть, и уехал дальше.
Кият-хан спросил, не приходило ли сюда на рассвете другое войско туркмен. Перс замотал головой: нет, до этой минуты в благородном Эшрефе все было спокойно.
В двух верстах над Эшрефом ослепительно сиял на вершине старинный замок Шах-Аббаса, Сефи-Абад. Туда вилась крутая дорога, обсаженная по бокам самшитом к кипарисами.
Кият-хан давно слышал о сказочной красоте этого дворца, но сейчас он его интересовал не как величайшее творение зодчества. Он думал — не укрылся ли там хаким со своим войском? Хан взял с собой тысячу всадников, остальных оставил в шахских садах, и направился в гору к Сефи-Абаду. Вскоре они приблизились к замку и увидели настежь открытые ворота. Дворцовая челядь — человек сорок — стояла на коленях у ворот, сложив на груди ладони. Кият милостиво велел встать и уйти с дороги. Он спросил, есть ли кто-нибудь еще в Сефи-Абаде, и, услышав отрицательный ответ, сказал, чтобы Якши-Мамед и Кеймир со своими йигитами обошли все комнаты и залы, а сам со свитой ханов стал осматривать замок снаружи, любуясь его несказанной красотой.