Гуляет свежий ветер над седым Каспием; гонит штормовую волну, срывает с гребней клочья белой пены, мчит стройные русские корабли под андреевским флагом, раскачивает на волнах тяжелые геми хищных и изворотливых персидских купцов, подгоняет туркменские рыбацкие ладьи и груженые нефтью киржимы. Вздымает ветер вихри пыли на берегах, разносит черный дым пожаров, засыпает песком лужи крови на месте разоренных аулов, сушит слезы на щеках исстрадавшихся людей.
Сурова, неприветлива природа туркменского побережья Каспийского моря. Нет хлеба. Если не подвезут муку из Астрахани или рис из Гиляка, пойдет бродит» меж старых, почерневших кибиток и соломенных шалашей костлявый призрак голода. Ценою нечеловеческого труда завоевывают себе люди втой земли право на полунищую жизнь среди мертвых солончаков и песчаных бугров, поросших редкими кустами саксаула.
В этот бедный край тянутся со всех сторон жадные до грабежа, злобные руки захватчиков. Вот с далекого северо-востока, из-за бескрайних черных пустынь, стремительным наметом мчатся волчьи сотни хивинских нукеров в коричнево-красных халатах и мохнатых бараньих шапках. Развеваются конские хвосты на копьях, бегут неистовые верблюды с привинченными к седлам маленькими пушками-замбуреками. Ханскую рать ведет прославленный злодеяниями сердар-аламанщик, хивинский военачальник Кутбэддин-ходжа (Кути-ходжа). Этот разбойничий атаман был «по совместительству» еще и духовным главой Хивы — шейх-уль-исламом. Высокий духовный сак он получил от хана в награду за сверхудачный ала ман. Пожарища, кровь и сотни обезглавленных тел оста вались там, где проходило войско Кути-ходжи, — ведь за каждую привезенную голову хан платил по пять золотых монет.
А навстречу, с юго-запада, из Астрабада, вторгается в туркменские степи Гамза-хан во главе пышного и кичливого шахского воинства, Где грубой силой, где подлостыв он стремится накинуть смертную удавку на шею прикаспийских туркмен, обратить их в таких же бесправных я забитых полурабов, какими давно уже стали приниженные, придавленные ханами и вельможами простые люди — райяты. Подкуп, лесть, вымогательства, шантаж, тайны» убийства, зверские пытки и казни — все пущено в ход, ничем не брезгают Гамза-хан и его высокие покровители, за плечами которых встает зловещая тень английских колонизаторов.
Но хоть сурова, неласкова прикаспийская земля, она — мать, она — родина. Глубоко пустили корни в эту землю туркменские племена, накрепко срослись с нею. Здесь лежат кости дедов и прадедов, здесь ребёнок впервые узнает материнскую ласку, красоту синего неба над отцовской кибиткой, здесь юноша впервые, задохнувшись от радостного волнения, встречает глаза любимой. И сотни лет прикаспийские туркмены насмерть боролись за бедную, но свободную жизнь на родной земле.
В начале XIX века их положение было очень тяжелым. Несколько окрепшие после феодальных смут XVIII века Хива и Иран были много сильнее, чем разрозненные, разобщенные туркменские племена. Не за богатство, не за порабощение других народов воевали в это время прикаспийские туркмены — за жизнь. Стоял вопрос о самом существовании их.
Наиболее способные руководители прикаспийских туркмен настойчиво искали выход. А найти его было на легко. Объединение племен южной Туркмении, наметившееся было в самом начале XIX века, в пору восстания 1803 года оказалось непрочным — не было социально-экономической базы. В этих условиях необходимо было искать внешнюю опору.
Некоторые из туркменских деятелей пытались обеспечивать покой на туркменской земле, играя на противоречиях Хивы и Ирана. Такой путь (близкий к пути грузинского полководца и политического деятеля Георгия Саакадзе) избрал Султан-хан Джадукяр. Незаурядный политик, опытный и способный военачальник, он долго лавировал между Хивой и Ираном, пережил к успехи и неудачи, узнал радость славы, обманчивую ласку властителей, позор поражения и плена, служил он то хану, то шаху, не раз с чужеземными войсками являлся на родную землю, поневоле неся гибель и страдания соплеменникам, и, наконец, погиб бестолково от рук вчерашних союзников. И получилось так, что смерть этого человека оказалась случайным и неприметным эпизодом, ничего не изменившим в борьбе туркмен с врагами.