Смотрю на ее руку, обручального кольца нет.
— Ты его бросила?
Нора кивает, ее розовые губы сжаты в натянутой улыбке.
— Да. Я подала на развод, когда увидела, как он выходил с тобой из бара за две недели до той ночи в ресторане. — Нора переминается с ноги на ногу, и внезапно ее лицо озаряет беспокойство. Она сглатывает. — Знаешь, что хуже всего? Я беременна.
— Твою мать, — выдыхаю я, прикрывая рот рукой, и тут же начинаю кашлять. Такое чувство, что мои легкие в буквальном смысле взорвутся в груди. — Ты уверена?
— Я медсестра, дорогая. Уверена.
— Той ночью Деверо предложил мне выйти за него замуж, — выпаливаю я, не понимая, к чему клоню. — Я выбросила кольцо в океан, и мне очень жаль, если это было твое кольцо. — Готово. Я ей открылась. Нора все знает.
Ее ярко-голубые глаза выглядят печальными. Или, может быть, просто разочарованными. Есть ли разница между этими двумя эмоциями?
— Я рада, что ты это сделала, — наконец, говорит она, медленно дыша. Я завидую ее способности нормально дышать, но не ее печали. Конечно, Деверо использовал меня, но это на его совести. Боль Норы — я не могу и не хочу понять, каково это быть замужем за кем-то, думая, что строишь совместную жизнь, но на самом деле ее создают без вас. Это п*здец во многих смыслах.
Я как раз собираюсь что-то сказать, когда слышу, как открывается дверь.
Пожалуйста, пусть это будет не Деверо!
— Ну, я справился не супербыстро, но я здесь. Принес тебе ветчину и сыр, и ты их съешь, — говорит Эйв, толкая дверь с пакетом еды в руках. Он замечает Нору и улыбается. — Ой, э-э, простите. Джорни ненавидит больничную еду. Не обижайтесь.
Жена Деверо отходит и проводит пальцем по планшету, в котором изучала мою медицинскую карту. Экран гаснет.
— Не на что обижаться. Еда здесь отвратительная. — Бросив последний сочувствующий взгляд, Нора идет к двери. — Я проверю тебя позже.
Эйв протягивает мне сэндвич от «Джимми Джонса».
— Ты знаешь ее?
Разворачиваю сэндвич и убираю кожицу с помидор.
— Это жена Деверо.
Брат фыркает, садясь возле окна, он выглядит как человек, которому нужно поспать. На самом деле, я не знаю, сколько он спал на этой неделе. Тем более что сегодня Эйв отвез меня в больницу в три часа утра.
— Охренеть.
— Ага. — Наблюдаю за ним, его взгляд прикован к телефону.
Смотрю на стену, затем на сэндвич. Верите или нет, но я нервничаю из-за разговора с Эйвом. Он всегда был для меня кем-то вроде отца, поэтому, естественно, я немного переживаю, что он будет недоволен тем, что я рылась в документах. Поэтому тяну время и задаю вопрос:
— Кто сейчас управляет баром?
— Мэл сегодня обо всем позаботится.
Думаю о банковских выписках, которые нашла.
— Почему ты мне не сказал?
Он отрывает взгляд от своего телефона.
— Что Деверо был женат? Как будто я, бл*дь, знал.
Тереблю бумажную обертку своего сэндвича. Знаю, как он отреагирует. Ему не нравится, когда я беспокоюсь о чем-то, кроме своего здоровья. И в последнее время я дерьмово справляюсь со своей задачей.
— Нет, что Флетчер дал тебе деньги на бар. — Смотрю на Эйва, ожидая его яростного взгляда, потому что хорошо знаю своего брата.
Только он на меня не смотрит. Он снова сосредоточен на своем телефоне и, возможно, делает это специально. Может быть, он скрывает больше, чем я думаю.
— Разве это имеет значение?
— Да, это важно. — Я кашляю, тяжело дыша. — Он старик, Эйв. Откуда у него вообще такие деньги? — Думаю обо всем, что знаю о Флетчере, и это не так уж много. Он переехал из Рэймонда в Вестпорт незадолго до смерти моих родителей, и, насколько мне известно, он рыбак на пенсии, у него есть дети, когда-то была жена, но денег… таких денег — нет. Откуда? Он ходит в мятой фланелевой рубашке и дырявых брюках на подтяжках.
Эйв поворачивается лицом ко мне, содрогаясь, внезапная суровость омрачает его лицо, когда он тихо ругается.
— Тебе не нужно об этом беспокоиться. Я взял бар на себя. Я забочусь о нем всю свою жизнь.
Брат так расстроен, рассердился больше, чем я ожидала. Откусываю свой бутерброд, лекарства, которое мне дали ранее, дают о себе знать. Медленно жую.
— Ты трахаешься с Мэл?
— Господи боже. — Он выдыхает через раздутые ноздри, наклоняясь и опираясь локтями на колени.
— Эйв, — вздыхаю, неловко ерзая, — что ты творишь?
— Ничего такого, — наконец отвечает он. По выражению его лица могу сказать, что он говорит правду.
— Так что же происходит между тобой и Пресли?
— Не суй нос не в свое дело, — предупреждает он, не глядя на меня.
— Я переживаю за тебя.
Встав, брат фыркает, он выпрямляется и засовывает руки в карманы джинсов.
— Не нужно.
— Может быть нужно, — размышляю я между приступами кашля. — Когда в последний раз кто-то о тебе беспокоился?
Он пожимает плечами.
— Обо мне не нужно беспокоиться. — Эйв отступает, но я тянусь к его руке. Он смотрит на меня пристальным взглядом. — Я не могу потерять тебя, Джей. Так что тебе нужно поговорить со своими легкими и сказать им, чтобы они взяли себя в руки.
Хотела бы я поговорить со своими легкими. Знаете ли вы, что уровень смертности из-за отторжения сердца среди пациентов, которым делали трансплантацию, составляет менее десяти процентов по прошествии пяти лет? Тут мне повезло, но знаете, какая самая распространенная причина смерти после этой волшебной пятилетней отметки?
Инфекция вследствие ослабленной иммунной системы. И рак. Это как жить в постоянном состоянии тревоги. Или, в моем случае, жить временной жизнью, пока сердце не решит, что уже достаточно.
Эйв протягивает мне записку.
— Это от Кайло.
Улыбаясь, разворачиваю записку, которую Кайло написал на салфетке. «Скорейшего выздАровления». Почерк как у ребенка, и «выздоровление» написано ошибкой.
— Он неправильно написал это слово. — Переворачиваю записку, чтобы Эйв увидел.
Брат хмурится, качая головой.
— Вижу. Он подписал свой чек на зарплату «распишитесь здесь».
— В буквальном смысле «распишитесь здесь»?
— Ага. Торри в банке от души посмеялся над ним и, к счастью, обналичила чек этого тупицы.
Поднимаю руку, чтобы убрать волосы с лица и случайно опрокидываю стимулирующий спирометр, который мне дали, чтобы я могла глубоко дышать и чтобы мои легкие прочищались. — Очень мило с твоей стороны, что ты взял его на работу.
Эйв наклоняется и берет спирометр, а затем кладет его обратно на стол возле меня.
— У него больше никого нет. — Когда он это говорит, его глаза становятся печальными. У меня не было никого, кроме Эйва, и он оставил ради меня ту жизнь, которую планировал. Про Эйва можно сказать многое — он слишком суровый, он придурок, он кто угодно, но он верен. Эта черта сейчас редко встречается в людях.
— Эйв? — Брат встречается со мной взглядом. — Если ты что-то чувствуешь к Пресли, скажи ей. Я знаю, каково это быть в подвешенном состоянии, и это действительно дерьмовое чувство. Не поступай так с ней. Просто будь честен.
Он кивает.
— Я поговорю с Пресли. — Эйв смотрит на кардиомонитор. — Все будет хорошо или нет. — Он смеется, качая головой. — Я не знаю, черт возьми.
Он прямо не говорит мне, что у него есть чувства к моей подруге, но и не отрицает. Это обнадеживает, но я не собираюсь давить на него.
Эйв поворачивает голову ко мне, один его глаз скрыт за волосами.
— Что у тебя с рыбаком?
— О чем ты говоришь?
Он покусывает уголок рта, изучая меня.
— Мэл сказала, что он приходил в бар и спрашивал о тебе.
Мои щеки пылают, и причиной тому не лихорадка. Такое чувство, будто все мое тело охвачено пламенем, и оно распространяется до самых конечностей, словно лесной пожар. Глаза Эйва снова метнулись к кардиомонитору, и мне даже не нужно на него смотреть, чтобы понять, что аппарат тоже «слетел с катушек». Хочу признаться, что влюбилась по уши. Но это мой брат, и я не могу этого сделать.