— У тебя есть два месяца.
Меня пробирает смех.
— Ты говоришь это так, как будто мне лучше принять решение.
Отдернув руку, он подмигивает, облизывая губы.
— Так и есть.
Атлас бежит к нам, не в силах усидеть на месте, прыгает туда-сюда, его щеки покрыты сырным соусом.
— Джорни, ты можешь прийти к нам вечером посмотреть кино? Мне завтра не нужно в школу. — Прежде чем я успеваю ответить, он указывает на свои недоеденные начос. — Эй, пап, ты можешь их доесть? Если не сможешь, можно мне одолжить десять долларов?
Линкольн смеется, когда Эверетт выходит из-за угла и указывает пальцем на Атласа.
— О нет, так нельзя! Это жульничество.
Атлас закатывает глаза, затем наклоняет голову вперед и стонет.
— Мне нужны десять долларов, папа.
Мое внимание возвращается к Линкольну, когда он снова касается моей руки и проводит костяшками по моим пальцам.
— Ты придешь сегодня вечером?
— Я не буду заниматься с тобой сексом, — шепчу я, наклоняясь к нему.
Его взгляд перемещается на мои губы, их внезапно обдает жаром.
— Я не прошу о сексе.
— Просто чтобы ты знал, это не обсуждается.
Линкольн кивает.
— Понял. Никакого секса.
Находясь в их доме со всеми, я нервничаю, но в какой-то мере чувствую себя комфортно. Я устраиваюсь на диване рядом с Линкольном, как будто у меня здесь есть свое место. И в каком-то странном смысле я думаю, что так и есть. У меня было свое место в их жизни еще до того, как я об этом узнала.
В гостиную входит Бэар с Атласом на плечах.
— Дядя Би, это хороший план для тебя? — спрашивает Атлас, наклоняясь в сторону. Он свисает с его плеч, из-за этого Бэар теряет равновесие и спотыкается.
Линкольн быстро приходит на помощь и ловит их обоих. Все трое падают на диван рядом со мной.
Атлас смеется. Бэар тоже, но бедный Линкольн принял на себя основную тяжесть падения, и теперь Кохо лижет его лицо.
Нахмурившись, Атлас дергает Кохо.
— Папа, он лижет свою задницу. Это отвратительно.
Линкольн стонет и отталкивает Кохо от себя.
— Да, я знаю.
Мы все смеемся, кроме Линкольна, который исчезает, чтобы умыться. Атлас садится рядом и протягивает мне одеяло.
— Ты сегодня ночуешь у моего папы?
Я давлюсь собственной слюной.
Бэар опирается подбородком на край дивана и улыбается.
— Да, Джорни. Ты у нас ночуешь?
— Нет, я здесь только для того, чтобы перекусить, — говорю им, беря миску с попкорном, которую протягивает мне Флетчер, когда тоже заходит в комнату.
Флетчер подмигивает мне. Думаю, он знает, что это неправда.
Два часа и фильм спустя, я передумала насчет того, что секса не будет. Каждый раз, когда Линкольн смотрит на меня, мое тело воспламеняется, и пронзает электрический разряд. Сердце говорит мне одно, а голова — другое. Я поступаю так, как подсказывает мне тело, а оно говорит: трахни этого парня, потому что он уплывает, и ты не хочешь упустить этот шанс. Ладно, я знаю, что это не совсем правильно, но да ладно! Посмотрите на него, расслабившегося на диване, небрежно перекинувшего руку через спинку и прислонившегося ко мне. Это уже слишком. Я больше не могу это терпеть. В довершение всего Атлас заснул на нем, и от того, как он проводит рукой по спине сына, у меня лопаются яичники. Я и не подозревала, что у яичников есть чувства. Я никогда не думала о том, что хочу иметь детей, до этого момента.
И если вы придерживаетесь мысли: «Джорни, держи себя в руках», то вы явно не сидите рядом с ним и не смотрите на него так, будто он хочет сорвать с вас одежду и высосать вашу кровь. Так что заткнитесь. Я вас не слушаю.
Как будто Линкольну известен мой внутренний монолог, он смотрит на меня, поднимая сына на руки.
— Я пойду, уложу его спать. Сейчас вернусь.
Кивнув, я улыбаюсь и бросаю взгляд на Бэара, который спит на полу рядом с Кохо. Он так и не сдвинулся с места, куда упал ранее.
Уложив Атласа, Линкольн возвращается, садясь ближе. Наши тела соприкасаются, и я предполагаю, что он делает это специально. Я также пытаюсь оттолкнуть его, но ничего не получается. Он смеется. Смеется, черт возьми.
— Может, тебе лучше сесть вон там, — предлагаю я, обхватывая себя руками и натягивая одеяло повыше.
Линкольн подмигивает, его плечо прижимается к моему.
— И что там интересного?
Повернувшись к нему лицом, я касаюсь его груди и улыбаюсь.
— Это ничего не меняет, — шепчу я, прикусив губу. — Но ты уезжаешь, и я хочу секса. Хорошо?
Он облизывает нижнюю губу и ухмыляется.
— Понял. — Линкольн глубоко смеется, притягивая меня ближе. — Это ничего не значит.
— Это кое-что значит, — признаю я, вздыхая.
Касаясь губами нижней части моего подбородка, он шепчет, и в его хриплом голосе слышится дрожь:
— Это значит все. — И тут он пригвождает меня отчаянным взглядом, который парализует. Его рот встречается с моим. Он крепко целует меня, проникая руками под мои ноги. Без особых усилий поднимает меня на руки. Вносит меня в свою комнату, захлопывает дверь, а затем кладет в центр своей кровати.
На мгновение Линкольн замирает и смотрит на меня. Он не произносит ни слова, просто наблюдает за мной.
— Ты прекрасна, — говорит мне, и его губы растягиваются в улыбке.
Взмахом руки я подзываю его к себе.
— Иди сюда.
Сняв рубашку, а затем и джинсы, он опускается коленями на кровать. Она прогибается под его весом и тихонько скрипит, пока Линкольн придвигается ближе, нависает надо мной, опираясь на руки. Наша связь глубока и в значительной степени все еще существует между нами двумя.
Согнув локти, он прижимается ко мне. Наклонившись в сторону, проводит кончиками пальцев по моему шраму.
Слезы щиплют мои глаза. Неужели он представляет ее?
— Мне нужна именно ты, — уверяет Линкольн, похоже, снова угадав ход моих мыслей. Он вновь меня целует.
— Я прикасаюсь к тебе, потому, что ты единственная, кого я не могу перестать желать. Она тут ни при чем.
Я ищу в его глазах правду, которую пока не уверена, что могу принять.
— Возможно, мне потребуется некоторое время, чтобы смириться с этим.
Он кивает.
— Ну, а до тех пор я буду продолжать тебя убеждать, что хочу тебя. — Теперь в его словах звучит пьянящая острота, его выпуклость у моего бедра подтверждает, что он говорит правду, он действительно хочет меня.
Он проникает языком в мой рот, я проглатываю его стон, жадно желая большего. На этот раз все по-другому, начиная с его прикосновений между моих ног и заканчивая тем, как он снимает с меня одежду. Его движения осторожны и совсем не похожи на те, что были раньше. Мне кажется, именно сегодняшняя ночь и есть то, что люди имеют в виду, когда говорят, что «мы занимались любовью». Долгое время я не понимала смысл этих слов, потому что как можно заниматься любовью? Это же чувство, а не физический акт. Или нет? Теперь я в этом не уверена.
Линкольн притягивает меня ближе, обхватывает руками и прижимает мое лицо к своей груди. Я прислушиваюсь к биению его сердца.
— Линкольн?
— Хм? — хмыкает он, проводя пальцами по моей спине.
— Я очень рада, что ты не сказал мне об этом за обедом.
Он смеется, его грудь сотрясается от этого движения.
— Я бы, наверное, все равно струсил. Я не мог придумать, как начать этот разговор, чтобы он не закончился твоим уходом.
— Так было проще, — говорю я ему, обводя круг над его сердцем, вокруг ее имени. Здесь нет места ревности, больше нет. Не от меня.
— Каким образом? — Его голос звучит мягко, низкое бормотание едва слышно из-за гудящей печи.
Я поворачиваю голову и упираюсь подбородком в его грудь. Он смотрит на меня сверху вниз с любопытством в глазах.
— Узнать так, как я узнала. Думаю, если бы ты был в то время в городе, я бы не восприняла это так, как сейчас.
Линкольн проводит рукой по моим волосам, его большой палец касается моей щеки.