Голос его отца пробудился в его образе души с возмущённым рычанием: Изо всех возможных оскорблений ... эта Яранская сука прислала ему мерзкого шанира! А теперь отступить. И велеть Бурру отослать его прочь.
Слишком поздно. Гость услышал его шаги по ступенькам и повернулся кругом с неуверенной улыбкой.
Это был его кузен Киндри.
ГЛАВА III Летнее Солнцестояние
66-й день лета
I
Одиннадцатью днями позже наступило летнее солнцестояние.
На севере, среди мерикитов, избранник Земляной Женщины, Хатч, должен был вступить в схватку, чтобы сохранить её расположение. Однако Джейм сомневалась, так ли уж сильно он будет в этом усердствовать, учитывая, что он всячески уклонялся от этой роли весь её год в училище, когда она сама носила это звание. Она также задумалась о мерикитской девушке Прид, возлюбленной Хатча, и о целом выводке младенцев, которым она, Джейм, считалась едва ли не отцом, учитывая её обязанности в качестве Фаворита / Любимчика. Было так странно думать о своей всё растущей семье в холмах, тогда как среди Норфов у неё был только лишь один брат, да кузен Киндри, как родичи по крови. Здесь, в дальних землях, она скучала по ним всем.
Однако на повестке дня оставался вопрос: стоит ли ей посещать Котифир именно в этот изо всех возможных дней? Готова ли она подвергнуться риску снова оказаться связанной с природными Четырьмя, предполагая, что у них вообще есть какие-то роли в этом городе? Пока что, она встретила только богиню Старого Пантеона Матушку Ведию и таких божественных сущностей Нового Пантеона как Кротен и Русо. Однако её терзало подозрение, что если Кенцират хотел, чтобы какое-нибудь место Ратиллиена стало ему настоящим домом, необходимо было достигнуть определённого соглашения с природными силами этого мира, и, похоже, что никто, кроме самой Джейм, не был готов сделать это усилие.
В любом случае, ей было просто любопытно.
И по счастливой случайности, шестьдесят шестой день лета выпал на один из свободных дней кадетов.
А посему, в разгар утра, Джейм снова оказалась в Надутесье, у начала авеню, что закручивалась в глубину города, прочь от Обода. Улица кишела людьми, по большей части подмастерьями, веселящимися в своём праздничном облачении, украшенном лентами, обозначающими их гильдейскую принадлежность. Ставни магазинов были плотно закрыты, защищаясь от их буйной натуры, хотя многие торговцы выставили перед ними маленькие прилавки, торгующие прохладительными напитками и различными безделушками, почитающими нынешнее торжество. Кроме того, было множество зрителей, по большей части жмущихся к обочинам или же наблюдающих с балконов вверху. Из возбуждённого повсеместного гомона, становилось ясно, что толпа чего-то ждала.
- "Решила присоединиться к пробежке?" - спросил чей-то голос в ухо Джейм.
Она повернулась и обнаружила Кроаки, прохлаждающегося у её локтя и украшенного, казалось, ленточками всех возможных городских гильдий. Он ухмыльнулся ей с высоты своего долговязого роста.
- "Какой пробежке?"
- "Оглядись вокруг. Скажи мне, что ты видишь."
Джейм внимательно изучила толпу. Она состояла не только из молодых мужчин и женщин, но и подмастерьев детей, сбившихся в отдельные группы. Теперь она видела, что сходные ленты кучковались вместе, и что кто-нибудь в каждом отряде нёс в руках что-нибудь золотое -- перчатку, резной кусочек дерева, кузнечный инструмент и многое другое, служившее, по всей видимости, эмблемами их гильдий.
- "Погляди," - повторил Кроаки и указал на подвесную дорожку над улицей. Там стояли три фигуры. Русо, Лорд Сноровка, сиял в своих красных доспехах. Рядом стоял пухлый подросток в белом одеянии, которого Джейм опознала как Леди Профессий. Высокий, пожилой мужчина, ссутулившийся следом за ней, должен был быть, таким образом, Лордом Торговли.
Последний обращался к толпе, но его тоненький голос был на таких задах совершенно невнятен. Кроаки схватил Джейм за запястье и потащил её вперёд, на переднюю линию зрительской толпы. Лорд Торговли махнул рукой, и вперёд протолкались дети-ученики, щебечущие точно воробьиная стая. Затем их окутала тишина и они напряглись в ожидании. Вниз поплыл белый носовой платок. Когда он ударился о землю, они помчались вперёд, многие полетели с ног от столкновений. Толпа взревела. Запинающиеся друг за друга юнцы резко свернули налево в следующую боковую авеню, за ними тащился чей-то едва освоивший ходьбу вопящий младенец. В небо взмывали птицы по мере того, как бегуны мчались своим мучительно извилистым [torturous - пытки / извивы] курсом через городские каньоны, а далёкие зеваки отмечали радостными криками их продвижение.