У нее было ощущение, что она переживает прошлое. В новых декорациях, при новых обстоятельствах. Она не могла разобраться, стало ли сложнее ориентироваться. Я смогу, сказала она себе. Она стала умнее, опытнее и была уже совершенно другим человеком. Малышка Эвелин была не то что слабой, а с очень примитивными познаниями. Мир для нее ограничивался провинциальным городишком, не больше, его можно было заколоть ей в волосы или нацепить на запястье. Она могла бы играть им в шарики.
— Выходит, ваша мать из здешних, — сказала Марси, словно допрашивая Эвелин. — А вы откуда?
— Флорида. Из провинциального городишка.
— О, я люблю Флориду, — проворковала Люсиль. — Последние двадцать лет я езжу туда каждое лето. Можете в это поверить? У меня там живет сын. Он стоматолог. Навсегда вцепился в зубы, как бы странно это ни звучало. Не знаю, что он будет делать, отойдя от дел, то есть если вообще отойдет.
Марси продолжила допрос:
— Вы уже виделись с ней, с вашей мамой?
Эвелин опустила глаза на колени, вцепившись в запястье другой рукой. Пытаясь сымитировать стыд, она почувствовала его на самом деле.
— Еще не виделась.
Эвелин смотрела вверх сквозь пряди волос, упавшие ей на глаза, и видела печаль на лице Люсиль, удивление на лице Марси и пустоту на лице Питера. Эта пустота, образованная глазами, носом, ртом, образованная чертами человеческого лица, оскорбляла ее. Насмехалась над ней.
— Я хочу ее увидеть больше всего на свете, но не могу, — объяснила она. — Отец не разрешает.
Она уставилась прямо в пустоту, слезы превращали черты Питера в водоворот.
— Но почему? — спросила Люсиль.
— Действительно, почему, — присоединилась Марси.
Эвелин промокнула слезы салфеткой и увидела, что они не единственная причина ряби на лице Питера. Были еще эмоции, едва сдерживаемые.
— Ладно, — сказал Отец Питер, встав со стула и положив руки на стол. — Достаточно, вся эта меланхолия. — От напряжения на подбородке отчетливо выделялась ямочка, а уголки рта подергивались вверх-вниз. — Вижу, что мы почти завершили трапезу. Никто не бывает так голоден, как южанин. С вашего позволения, я принесу выпечку и кофе.
В его желудке не было ничего, кроме тех шести вареных яиц. Эвелин наблюдала, как он проглотил их одно за другим целиком.
— Я принесу сама, дорогой, — сказала Марси без малейшей попытки встать.
— Нет, благодарю, — сказала Люсиль. — Никакого кофе для этой особы.
— Позволь мне, — возразил он. — И, пожалуйста, Люсиль. Можете, по крайней мере, сделать один глоток.
Он на мгновение задержался, стиснув зубы, с почти закрытыми глазами. Затем тихо и учтиво удалился на кухню, скользя подошвами по деревянному полу.
Приглушенным голосом Марси проговорила:
— Не могу сказать, что им движет подчас. Возможно, чувство жертвенности.
— Вы сейчас говорите об Отце Питере? — спросила Люсиль, ее нахмурившееся лицо слилось с морщинами.
— Ну да, конечно. О ком же еще?
Люсиль хмыкнула.
Повисла тишина, прерываемая отдаленным звоном посуды и хлопаньем шкафов на кухне. Возможно, его лицо среагировало лишь чуть сильнее, чем у скульптуры, думала Эвелин, но его действия свидетельствовали о чем-то неоспоримом. О гневе, или горе, или водовороте многих эмоций, прошлых и настоящих.
Он вернулся, восстановив самообладание во время короткого антракта, балансируя подносом с кофейными чашками и булочками с корицей.
— Какой великолепный аромат! — сказала Люсиль.
— У кофе или булочек?
— Должна признать, и у того, и у другого.
— Я знал, что вы не устоите, — ответил он, ставя поднос на стол.
— Ну… — сказала она, закашлявшись от смеха.
— Мой дорогой, — сказала Марси, — я бы сама принесла.
— Я настаивал.
Люсиль направила взгляд неодобрения на затененный потолок.
Отец Питер передал каждому чашку кофе и булочку с корицей. Эвелин заметила, что он избегает встречаться с ней глазами.
— Так что же все-таки было в той записке? — спросила Люсиль.
— Записке? — переспросила Марси.
— Из бутылки, бутылки Отца Питера?
— А. Я ее не дочитала. Думаю, вы бы сказали, что это похоже на роман, большой роман.
— Очень надеюсь, что хороший, — вставил Отец Питер. Его свободная рука дергалась под столом, и Эвелин подумала, что он трет бедро сквозь материю брюк.
Марси хмыкнула, но очень вежливо, можно было подумать, что она поперхнулась крошкой десерта.
— Тебе не понравилась выпечка? — спросил он.
Марси не ответила. Она обхватила ладонью подбородок так, что крапчатые камни ее колец закрывали пол-лица.