— Мальчик или девочка?
Он очнулся и посмотрел на продавщицу, улыбчивую брюнетку с округлым животом. Она держала в руках по баночке «Гербер».
— Девочка.
Он аккуратно выставил детское питание в шкафчики, заполнив их до отказа, потом повторил то же самое с древним холодильником. Открыв морозильник, чтобы посмотреть, что внутри, он обнаружил мумифицированный корень мандрагоры с застывшим выражением боли на лице. Сгнивший абрикос служил ему головой, а иней покрывал деревянные в синяках складки его конечностей и увядший пенис. Он хлопнул дверцей, и едкая волна обожгла ему лицо. Не в силах дышать, он прокашлялся над раковиной. Глаза заслезились, и он вытер их тыльной стороной ладони. В морозильнике лишь куча испорченных фруктов и овощей, больше ничего, сказал он себе. Он устал, в этом всё дело, но проверять лишний раз не стал.
Он попытался услышать птиц, но напрасно. Попробовал вспомнить песни, которые слушал вечерами, исходящие от крылатых тел, где-то высоко на дереве или на электрических проводах, но никак не мог свести всё это вместе. Затем подумал о матери, как она напевала эти же мелодии. Как же там? Он попытался расслабиться и повторить мотив, намочив в раковине полотенце, вдыхая воздух, наполнивший дом, воздух, состоящий из маленьких, нежных колебаний ветра, должно быть, просочившихся сквозь решето сада, поскольку в них ощущались незнакомые нотки удобрений и листвы, дикой растительности.
Влажным полотенцем Адам вытер пыль с лица матери. Он опасался, что у нее что-нибудь отвалится, но больше не мог позволить ей оставаться в таком состоянии. Он оттирал пыль медленно, небольшими круговыми движениями и прислушивался к ее дыханию. Оно стало более энергичным после попадания в комнату садового воздуха. Из ниоткуда до него донесся тонкий свист чайника — сквозняки начали проникать сквозь стеклянные двери. Он заметил множество отверстий в их нижней части, со свисающими стеблями, раскачивающимися на ветру и обратной тяге. Адам слышал, что растения неумолимо захватывают заброшенные строения, всё, куда можно забраться и к чему прицепиться, словно тонкие настойчивые пальцы, но, в то же время, никогда не видел, чтобы они пробивались сквозь стекло. Он не знал, что предпринять, но закончил вытирать пыль с лица и сделал всё, чтобы помыть волосы.
По пути в свою бывшую комнату он остановился у двери, за которой располагался кабинет отца, по воспоминаниям — вечно захламленный, хотя вполне обычный в сравнении с его нынешней квартирой. Адам повернул бронзовую ручку и приоткрыл дверь. В кабинете ничего не осталось. Адам помнил деревянный стул у письменного стола и то, как, едва научившись ходить, он ковылял к этому исполинскому трону. В следующий миг он летел вперед головой и хихикал, ощущая под мышками отцовские руки, подхватившие его и усадившие на широкое колено. В то время отец занимался программированием фракталов на кубовидном компьютере. Прижавшись к теплому животу, Адам присоединялся к нему в наблюдении вихря, когда явление превращается само в себя. Вращающиеся цвета сменялись на их лицах. Отец пробормотал словно сам себе:
— Как вверху, так и внизу.
Гипнотическое воздействие фрактала заставило отца задуматься о вселенной, заключенной в клетке, являющейся частью другого, значительно более крупного существа, и это существо, не ведая того, живет на какой-то планете в другой галактике, заключенной в клетке, являющейся частью еще более крупного существа, и так до бесконечности, туда и обратно. Не отрывая взгляда, маленький Адам не провалился в сон, а словно свалился, пока отец не нажал на клавишу Shift, и всё пошло в обратную сторону, тогда он начал приходить в себя. Отец заморозил картинку, нажав пробел, Адаму показалось, будто остановили какую-то его часть. Он запомнил гудение в голове из-за резкой остановки. Всхлип и крик. Позже он пытался проникнуть в кабинет отца и еще раз увидеть фрактал в движении, но тот уже занялся другим проектом, связанным с числом π, которое он расписал мелом на большой доске, висящей на стене, хотя и это продолжалось всего несколько дней, после чего он обратился к иным ответвлениям человеческих знаний.