Она поднялась, ощущая каждой клеткой биологическое сопротивление, на ощупь вышла из комнаты и включила свет в коридоре. Она настроилась на спуск по лестнице, а затем увидела нечто, свет, струившийся из незавершенной комнаты внизу. В ней двигались тени. Она бросилась вниз, на полпути от удара о твердую ступеньку хрустнул палец на ноге, и, вцепившись в перила, она рухнула боком на лестницу. Боль не ограничилась лишь пальцем, а охватила всю нервную систему. Очаг на очаге. Она держалась за поручни на вытянутых руках, а тело распростерлось на семь ступенек. Боль не стихала, кажется, с полчаса, пока не локализовалась в сломанном пальце. Из своего скрюченного положения из-под руки она уставилась на свет, на пляшущие тени, словно там раскачивалась лампочка. Она забыла выключить свет? Нет, она помнит, что выключала, верно? Да, да, она выключала его. Это точно.
— Рэнд? — позвала она, проверяя, как звучит голос. — Рэнд… если ты там… пожалуйста.
Со сведенным горлом она крикнула еще пару раз. Ей хотелось лишь глоток воды. Она подтянулась, чтобы можно было сесть. Осмотрев палец в тусклом свете, вздохнула с облегчением — он не был сломан. У края ногтя выступило немного крови. Стоять было можно. Она начала преодолевать путь внимательней, чем когда-либо. Каждая ступенька под правой ногой отзывалась огнем. Окончив спуск, она похромала к источнику света. Тени всё еще раскачивались, но не человеческие, а разнообразного хлама. Голая лампочка, висевшая по центру незавершенной комнаты, была включена, хотя она сейчас вспомнила, что именно этот свет никогда раньше не работал. Рэнд напутал с проводкой, из-за чего время от времени в ее уши врывался вихрь проклятий во время завтрака, обеда и ужина. В таких случаях ей приходилось не вынимать еду из духовки, поскольку он всё повторял: «Иду, иду, Мэри», пока еда не остывала. Иногда он съедал немного вяленой говядины или попавшееся под руку яблоко. Бедный, бедный Рэнд. Но, возможно, он всё-таки починил этот свет. Сама мысль об этом вызвала у нее странную форму воодушевления. Она едва могла в это поверить. Пока она спала, Рэнд наконец починил освещение. Она дотронулась до дверной рамы, ведущей в комнату, теперь на ней появилась рельефная деревянная окантовка, идеальная, как мог сделать лишь муж. И камин тоже был закончен. Теперь она увидела всё: пол был вымыт начисто, а инструменты сложены в другом месте. В воздухе пахло свежими опилками.
— Рэнд, — сказала она. — Я знала. Я знала, что у тебя получится.
Впервые с тех пор, как всё случилось, она была рада за себя, рада за него. Он всё сделал. Создал свет там, где раньше была тьма. Она смотрела на это не как на появление призрака, а как на возвращение мужа, чтобы продолжить незаконченную работу. Ради себя. Ради нее.
Попивая кофе, она несколько часов сидела на кухне и размышляла о том, где сейчас Рэнд — где-то там или здесь, рядом с ней. Это всё, что ей было нужно, — убедиться в его присутствии. Дневной свет, разрезанный оконными занавесками на дольки, начал придавать предметам цвета. Какая прелесть, думала она, то, как свет раскрывает природу вещей. Возможно, это и есть его предназначение, а у тьмы — вызвать желание избавиться от нее, отправить ее в страну теней и только. Если Рэнд присутствует в доме как нечто реальное, свободный от времени и других ограничений, тогда она может почувствовать его, дышать им. Да, они будут здесь вместе, как и раньше. Пронзительный шум прервал ее мысли, и она обернулась. На плите дребезжала крышка чайника. Она почти спрыгнула со стула, ощутив жалящую боль в пальце. Подойдя, сняла чайник с ярко-красной спирали. Она обычно готовила кофе, но не помнила, что собиралась или хотела заваривать чай. Когда ей вообще в последний раз хотелось чая? Это напиток Рэнда. Но он не мог… Вылитая в раковину вода образовала обжигающую воронку.
На кушетке она задремала под выпуск «Семейной вражды», неглубоким сном, когда слышно любой звук, наполовину вплетенный в ее импровизированные видения. Смех семей, улыбки, задранные вверх губы, гонг и уверенная приятная артикуляция Рэя Комбса. В звоне гонга она расслышала несколько иной звон, окрашенный жужжанием… у входной двери. Ее глаза распахнулись, словно она проспала на работу. Кто это, почтальон, торговец или Рэнд? Ей удалось сморгнуть усталость и открыть дверь. Там стоял мужчина лет тридцати с удивительным загаром, словно солнце дарило свой свет исключительно ему. Его одежда, простая белая футболка и темно-синие джинсы, была покрыта мелкими песчинками. На щеках и подбородке щетина, а каштановые волосы закрывали лоб и терлись о спирали ушей.