Отец пробормотал:
— Я пытался.
— Что случилось?
— Я пытался, но ничего не вышло.
Адам пробежал глазами по разбросанным документам и чертежам:
…лопатка образует выемку, позволяющую двигаться не только рукам, но и крыльям… мышцы спины поддерживают… предотвращают захлестывание рук и крыльев, та же система, что обеспечивает совместное движение…
воздухоносные кости… реберная борозда… продолжение нижней части лопатки… незначительное выпячивание кости над выемкой, предотвращающей перегибы плечевой кости крыла, что вызвало бы растяжение мышц, разрыв связок и нижней части кожи крыла
…колибри… голубь… скворец… альбатрос… белоголовый орлан… филемон и т. д. пропорционален размеру туловища…
развертывание крыльев идет от кисти и придаточного крыла… плечевая кость обеспечивает размах и вращение… скольжение… взмах… стремительное пикирование или изменение направления полета может привести к удару крыла о крыло…
крепление хвостового пера к копчику, образующее пигостиль… грудинный киль, соединенный с грудной клеткой и мышцами крыльев, обеспечивающий поддержку взмахов крыльев вниз… сагиттальный киль, как защита от удара черепного свода
— Что… что всё это значит?
— У меня ничего не вышло.
Адам заплакал, и слезы затуманили его взор.
— Мама нас оставила.
Какое-то мгновение отец молчал, затем сказал:
— Она давно нас оставила.
— Она умерла.
Он осмотрел завалы, словно ища тело.
— Когда?
— Вчера.
— О… о, я надеюсь, что она воспарила в час кончины, — сказал отец.
— Я был…
— Если бы… если бы только у нее были крылья, как у бабушки. У нее даже не было настоящих крыльев, но она воспарила выше всех.
— Моя бабушка?
— Ты видел ее лишь пару раз ребенком. Вот таким, — он попытался показать рукой, но та лишь дернулась. — Ты не помнишь ее, не помнишь?
— Нет.
— Она всю жизнь тяжело работала. Официанткой. А ты же знаешь, там платят гроши. Приходится надеяться на чаевые. А она была такой милой, полной солнечного света. Всегда успевала больше других, но то было для нее лишь вознаграждением. Работа позволяла ей прокормить тело, но, чтобы прокормить душу, она разговаривала с людьми. Она любила людей, а люди любили ее.
— Ты сделал это с собой? Зачем…
— У твоей бабушки, моей мамы, был Альцгеймер, и я даже не догадывался, пока не стало слишком поздно, пока она не оказалась на самом краю деменции. Я ошибочно принимал ее блуждания и забывчивость за симптомы горя из-за утраты дедушки. Было тяжело. Тогда я даже завидовал ее наивности и невозможности созерцать смерть. Я помню ее лицо — о, Боже, — она меня не узнала. Мы пытались помочь закончить дом, над которым так долго работал отец. Ее мозг деградировал до такой степени, что ее стали посещать видения, она увидела висящую в комнате лампочку и приняла ее за душу твоего деда. И это всё из-за «души», или как ты ее называешь, да всё равно. Болезнь сожрала ее разум, ее тело. Она забрала ее целиком. Так что же такое эта душа? Не мы, нет, если нас можно сожрать изнутри…
— Отец!
— О, прошу прощения. Мне очень жаль. На самом деле. В жизни столько боли. Я всегда это знал, — его дыхание было слабым и прерывистым. — Патология, уродство, ошибки… Часть меня всегда стремилась к бесконечности.
— У тебя тоже было подобное видение? С ангелом?
— У меня. Я…
— Так ты видел!
Он сделал шаг к отцу, и тот закрыл лицо рукой, словно Адам был источником ослепляющего излучения. Краешком правого крыла отец зацепил занавеску, и в одиноком, но широком луче бледного света Адам заметил, что его крылья представляют собой главным образом голые кости, за исключением нескольких потрепанных и чахлых перьев, которые едва держались, как усики насекомого, поджаренного через лупу любопытным мальчишкой. Опустив голову, он попытался взмахнуть крыльями, но они беспомощно упали на спину. Зеленоватая кровь засохла вокруг них и на швах, как липкая древесная смола. Это был человек, разодранный на части солнечными ветрами. Он видел неприкрытое солнце и пострадал из-за этого.
Фаэтон
Отец Адама не провалился в сон, он просто свалился с неба, сначала правая нога, затем левая, расправив руки, раскрыв ладони, вжав голову в плечи. Он открыл глаза и увидел перевернутый мир. Возможно, он стал лучом света, прострелянный фотонами и притянутый магнитом. Возможно, наделенный волновой функцией, возможно, нет. Но на самом деле он человек — истина, которую не очень хочется осознавать на высоте в шесть километров над землей. Здесь, наверху всё покрывала оранжевая дымка, словно он вновь входил в атмосферу. Мир полыхал. На высоте, в то время как кожа нагревалась до экстремальных температур, всё его тело искрилось. Он не провалился в сон, даже несмотря на то, что этот его последний прыжок будет вспоминаться как тайное превращение. Здесь, наверху, он был Атомом среди атомов. Когда понимаешь, как создана вселенная, перестаешь с ней бороться. Но теперь он знал, сколь пустячным было это понятие, когда он проходил насквозь, их структура шла на уступки. Протоны, нейтроны и электроны разлетались врассыпную. Он пытался присоединить свое бытие к этому разорванному слою существования, но не мог. Со спиралями искр, которые излучало его тело, он был одновременно и солнечной сущностью, и субатомной частицей. Водород и гелий его глаз, удерживаемые их собственным притяжением, смешались ядерным синтезом. Его ноги и руки, сердце и мозг разлетятся на куски вещества и будут сметены глазами, как топливо. Левый глаз — смещенный к синему, правый — смещенный к красному. На этот раз было небезопасно говорить, что он не провалился в сон, без необходимости, что бы случилось или не случилось потом, возможно, стало бы одновременно чем-то и ничем, и в то же время абсолютно отличным от того, что он испытывал ранее: он вырубился, спрятанный в облака…