Солнце только начинало припекать. Доски, которыми покрыта крыша, почернели от старости и поросли зелеными и оранжевыми кружочками мха, такими мягкими на ощупь, словно вырезанными из бархата. Крыша еще не совсем просохла после ночного дождя и слегка курится. Буранчики голубоватого пара берут вверх по доскам и над самым гребнем тают в дрожащем воздухе.
И кругом все чисто и все сверкает: тротуары, крыши домов, дорога и лужи на дороге. А на деревья просто и смотреть нельзя: каждый листик, как маленькое зеркальце, так и слепит.
Внизу под навесом Тая кормит кроликов и тонким голосом поет. Это ей кажется, что она поет, а у самой голос, как у котенка. Девчонки, когда что-нибудь делают, всегда поют.
Все уходят по своим делам, оставляя Володю караульщиком. Предполагается, что никаких особо срочных дел у него нет.
Пожалуй, это и верно: какие дела могут быть у одинокого, всеми забытого человека.
Единственный друг и единомышленник Венка Сороченко и тот, наверное, сейчас не думает о нем. Лежит где-нибудь на берегу, загорает, сил набирается. А многие мальчишки тем временем тренируются, готовятся. Вон даже в деревнях с крыш прыгают. Это тоже закалка: не всякий способен с крыши спрыгнуть.
Заглянув вниз, Володя почувствовал, как слегка защекотало в пятках и затуманилось в голове, будто в ней закружились такие же буранчики, как на мокрых досках. Высоко. Ух ты! Как это некоторые прыгают? Наверное, у них там крыши пониже.
У него так задрожали коленки, что пришлось отодвинуться подальше от края.
— Трус, — сказал он с презрением. — Трус и трепач!
— С кем ты там разговариваешь? — спросила Тая из-под навеса. — С воробьями?
Стиснув зубы, он поднялся во весь рост. Ему показалось, что крыша стала еще выше. Кружочки мха под босыми ногами были теплые и мягкие. Нет, стоять еще страшнее. А он все равно будет стоять и смотреть.
Он будет смотреть вниз, пока не привыкнет. А внизу хорошо, уютно и, главное, оттуда никуда не упадешь. Там на мягкой травке лежит корзина, и кажется, что она только сейчас свалилась из-за облаков и все, что в ней было, разбилось вдребезги. Уцелел только один отважный воздухоплаватель, успевший уцепиться за крышу.
Выбежав из-под навеса. Тая замахала большими перчатками и запищала:
— Ой, да что ты! Отойди от края! Смотреть на тебя и то голова кружится.
Не отвечая, Володя смотрел вниз. Тая сорвала перчатки и бросила на траву. Когда Володя увидел, как они падают, у него еще больше задрожали коленки, но он все равно продолжал смотреть вниз.
Он мстил за свою мечту.
Задыхаясь от восторга и ужаса, он громко, словно бросая вызов и этой вредной девчонке, и всем, не доверяющим его мечте, крикнул:
— Тайка, я лечу!
Она завизжала еще громче и зачем-то зажала ладонями свои уши. Володя увидел ее глаза, расширенные от страха.
«Ага, сразу поверила», — подумал он и прыгнул.
КОСМИЧЕСКАЯ СКОРОСТЬ
Ему показалось, что полет продолжался очень долго, потому что пока он летел, то успел заметить много удивительного.
Сначала показалось, будто он вовсе и не падает, а висит в воздухе и все летит навстречу: огромный ярко-зеленый двор, желтое платье Таи, ее шляпа, которая почему-то катится по дорожке, навстречу какому-то загорелому мальчишке в красной майке. Откуда он взялся — неизвестно, но Володю ничуть не удивило его внезапное появление.
Но тут земля ударилась о Володины пятки, и все кругом на мгновение потемнело, как будто в кино оборвалась лента. Володя упал, но сейчас же снова вскочил и убедился, что все осталось точно так же, как он успел разглядеть во время своего мгновенного полета. Тая сидела на траве и, зажав уши, быстро выкрикивала тонким голосом:
— Псих! Псих! Псих!
А перед Володей стоял Венка, загорелый, в ярко-красной майке. Взмахнув Тайной шляпой, он восхищенно заорал:
— Ох и здорово, Вовка!
— Ура-а! — закричал Володя, бросаясь навстречу другу.
И Венка закричал:
— Ура-а!
Тая, ударив кулаками по траве, всхлипнула:
— Оба вы психи…
— Ты как это сразу появился? — спросил Володя.
— Я не сразу. Я еще вчера приехал. Вечером. А ты прыгаешь здорово. Как Тарзан.
— Ерунда. Ничего особенного.
Подбежала Тая. Задыхаясь от испуга и размазывая слезы, она сердито закричала:
— Ну да! Тебе ничего. А я чуть не умерла со страха! Отдай мою шляпу.
Схватив шляпу, она побежала домой. Володя вдогонку крикнул:
— Теперь будешь знать.
— А ты уж сразу… Уж и доказывать, — всхлипнула она.
— Я зря ничего не говорю.
— Как же! — Тая убежала домой.
— Кто это? — спросил Венка.
— Дядькина дочка. К нам приехали.
— В гости?
— Нет, на постоянное жительство.
— Вредная?
— А мне-то что.
— А ты на спор прыгнул?
— Стану я с ней спорить.
— Тренируешься?
— Каждый день. А ты?
— Ты что, как в лагере не знаешь? А в этом году такую дисциплину развели. Эх, да у тебя кролики!
— Это не мои. Говорю, дядька приехал.
— Чего это они все обнюхивают? Вовка, а ты сразу начал с крыши или постепенно?
— Ты скажешь, сразу… Ноги поломаешь.
— А ты долго тренировался? По-моему, это они так здороваются: нюхаются и шевелят ушами.
— Может быть. Тайка с ними возится. А я даже и не подхожу.
— Можно, я их поглажу?
— Валяй, гладь. Я, Венка, одну штуку задумал. Этого большого лучше не трогай, цапнет еще.
— Не цапнет. Ух ты какой!
— Я тебе говорил.
— Злой, как собака. Ты что задумал? Какую штуку?
— Задумал настоящее испытание. По всем правилам. Хорошо, что ты приехал. Вот туда смотри. Видишь, корзина?
— Ого! Вот это да. Вовка, это к слону такие привязывают, или для великанов, или комоды в них упаковывают, или…
— Называется пестерь, — перебил его Володя, потому что если Венку не остановить, то он будет до вечера выдумывать, кому и для чего понадобилась такая корзина.
— Пестерь? У кого называется?
— У воздухоплавателей.
— А зачем она им?
— Привязывают к воздушным шарам.
— Ну?! Кто привязывает?
— Раньше привязывали.
— А где ты такую взял?
— Корзина эта моя. От дедушки она мне досталась. И сейчас мы начнем настоящее испытание.
— Какое испытание?
— А вот увидишь. Отвязывай веревку.
Веревки, на которую вешали белье, не хватило. Пришлось отвязать и ту, что висела в коридоре. Их привязали к углам корзины и, соединив все эти веревки в одну, перекинули через балку под навесом.
В общем, возни было много. Ребята вспотели, перепачкались в пыли, и теперь, стоя внизу, они удовлетворенно поглядывали на свою работу.
— Начнем, — предложил Володя, зажимая рукой неизвестно где порванную майку.
Но Венка задумчиво проговорил:
— Эх, испытание бы сделать…
— Какое еще испытание? — нетерпеливо спросил Володя. — Лезь в корзину, или я полезу.
Но Венка все стоял и смотрел куда-то в сторону, и взгляд у него сделался мечтательный. Володя посмотрел туда же, куда и Венка, и в его глазах тоже появилось задумчивое выражение.
— Да, — протянул он, — хорошо бы.
— Как взаправду, а? В космос и кроликов забрасывали.
Они оба смотрели на кроликов.
— А что ему сделается? — спросил Володя.
— Ничего. Он даже будет доволен, — горячо подхватил Венка. — Посиди-ка все время в клетке…
— Мы его только испытаем.
— Ну, давай.
Венка начал вертеть корзину, чтобы веревки как следует перекрутились, а Володя отправился за кроликом. Он выбрал самого смирного и пушистого. Кролик сидел на руках и только пошевеливал прозрачными ушами. Когда его посадили в корзину, он сейчас же принялся грызть прутья, из которых она была сплетена.
— Пускай! — скомандовал Володя.
Веревки начали раскручиваться, и корзина завертелась сначала медленно, а потом все быстрее, быстрее и наконец так, что уже ничего нельзя было разглядеть, один сплошной полосатый вихрь.