— Илана, садись за пульт управления и зависни над газоном, — шепнул я, забрал у неё рейлган и подошёл ближе к открытому люку, — Хуа, включи максимальный режим шокера и по моей команде оперативно валишь двоих, которые направляются в нашу сторону.
С приближением охранников, Илана на спаскапсуле резко «просела» к земле и зависла над головами о чём‑то переговаривающихся охранников, парню осталось лишь дважды нажать на кнопку инициатора электрического разряда. Раздался негромкий треск, друг за другом вспыхнули две молнии, и резко запахло озоном. Под воздействием высокого напряжения оба охранника вздрогнули, и свалились наземь. Они ещё падали, а я ловил в прицел левые лопатки ушедших в сад, и дважды нажал спусковую клавишу.
Для снарядов рейлгана шлемы охранников препятствием не являлись и прошивались бы насквозь вместе с головой, но даже в обгоревшем черепе отверстия будут явно видны. Это меня не особо беспокоило, но зачем для следствия плодить чудесные непонятки?
Пятый охранник услышал звук упавших фонарей (к счастью не разбились и факелом не запылали), затем увидел свалившихся людей и поднял голову к небу. Вероятно, он заметил тёмное пятно, закрывающее звёздное небо, но получив в открытый рот десятимиллиметровый снаряд, предпринять ничего не успел и сполз по стенке на каменные ступеньки.
— Илана, на облёт объектов, а ты, Хуа, контроль шокером.
Через несколько минут все пять трупов лежали в грузовом отсеке капсулы, а хозяйственный слуга снимал с них пояса и железо.
— Они тебе здесь не помешают?
— Нет, — Илана передёрнула плечами и махнула рукой, — Пока пускай валяются.
— Тогда всё, — сказал я, прицепив к поясу плазменный резак, — давай по плану к окну номер пять, и следи за обстановкой.
Каркас с деревянными жалюзи был встроен внутрь оконного проёма и снаружи снимался элементарно. Мы вдвоем с Хуа проникли в одну из пустующих комнат второго этажа и первое, что сделал, так это отдал приказ на возврат «жучка» к окну в исходное положение, где его деактивировал и снял. Затем началась рутинная работа: вначале вышли в коридор, тускло освещённый масляными лампами, и я из игольника выстрелом в голову упокоил рабов, спящих на топчанах у входа в комнаты молодых хозяев, после чего нейтрализовал находящихся там людей, попутно снимая оставшиеся «жучки». Хуа контролировал коридор, а Илана помалкивала, значит в секторе её ответственности всё было без изменений.
Оставив слугу в просторном вестибюле контролировать лестницу, ведущую на третий этаж, сам стал спускаться вниз. На моих ногах были обуты мягкие белые кроссовки, некогда принадлежавшие маме Иланы, поэтому ступал фактически бесшумно. Между прочим, на меня они уже были маленькими, но всё же часик потерпеть было можно. Хуа сейчас носил обувь Иланы, зато моя старая обувь ей уже не подходила, тоже стала маленькой.
Шестого охранника сначала услышал, он с кем‑то разговаривал в открытой настежь комнате. Но оказалось, что сидя за столом на широкой скамейке, он о чём‑то недовольно бубнил сам с собой. Увидев меня в комбезе и закрытом затемнённым лицевым щитком тактическом шлеме, он выпучил глаза и широко раскрыл рот, но больше ничего сказать не успел, получил бронебойно–разрывную иглу в область сердца и уткнулся лицом в стол.
Дверь решил открытой не оставлять, мало ли кто ещё здесь живёт? Впрочем, надеюсь, что до рассвета никто там ходить не будет.
— Шестого охранника сделал, — выдал в эфир, — Идём на третий этаж.
— Принято, — шепнула Илана.
— Принято, господин, — пробормотал Хуа. Ты ему хоть кол на голове теши, но даже в боевой обстановке магическое слово «господин», он добавит обязательно.
— Илана, обстановка? — спросил, когда поднялся в вестибюль второго этажа.
— Во дворе тихо, а третий этаж спит.
— Принято. Хуа, прикрываешь спину.
Коридор третьего этажа был пустынен, но светильников здесь было гораздо больше, поэтому прибор ночного видения пришлось отключать–включать дважды, сначала при входе в апартаменты Хартона, а затем в каморку к рабу–казначею, где висел небольшой колокольчик вызова. Видно евнух был у хозяина порученцем на все случаи жизни.
Мы прилетели не в развлекательном фильме снимался, поэтому не стал будить своего врага и рассказывать о том, как он не прав, а действовал строго функционально: убил и всё. Правда, его чувство самосохранения было развито довольно сильно, за секунду до смерти он проснулся и с недоумением взглянул на меня. Так с открытыми глазами и умер.