Хотя шлюпки шли впереди для промеров, «Дофин» наткнулся на подводный риф и засел на нем носом. Немедленно приняли рекомендуемые в таких случаях меры. Но за пределами гряды коралловых скал дна нельзя было нащупать. Вследствие этого оказалось невозможным забросить якоря и попытаться сняться со скалы, идя на шпиле[61]. Как поступить в таком критическом положении? Корабль с силой ударился о скалу, а несколько сот пирог, казалось, выжидали неминуемого крушения, чтобы ринуться на добычу. К счастью, через час благоприятный береговой бриз освободил «Дофин», и ему удалось беспрепятственно достигнуть хорошей якорной стоянки. Повреждения оказались несерьезными. Их быстро заделали и столь же быстро о них забыли.
Неоднократные проявления туземцами враждебных намерений призывали Уоллиса к осторожности; он разделил своих людей на четыре вахты, одна из которых всегда должна была быть вооружена, и велел зарядить пушки. Островитяне подвозили на пирогах продукты для обмена; через некоторое время количество пирог значительно увеличилось. Теперь груз состоял не из домашней птицы, свиней и плодов, а, по-видимому, только из камней. На самых больших лодках был более многочисленный экипаж.
Внезапно, по сигналу, град камней полетел на корабль. Уоллис приказал дать ружейный залп и выстрелить из двух пушек, заряженных картечью. После некоторой суматохи и колебаний нападающие дважды бросались в атаку, проявляя исключительную храбрость, и командир при виде все более сжимавшегося кольца врагов начал сомневаться в благополучном исходе сражения, как вдруг неожиданное событие положило ему конец.
На одной из пирог, с наибольшим пылом атаковавших нос корабля, находился, вероятно, какой-то вождь, ибо с нее был подан сигнал к нападению. Удачно посланное пушечное ядро раскололо этот катамаран пополам. Его гибель повлекла за собой отступление туземцев, притом столь поспешное, что через полчаса в море не осталось ни одной лодки. Тогда «Дофин» отбуксировали в гавань и поставили так, чтобы он мог поддержать высадку. Лейтенант Фюрно во главе сильного отряда матросов и солдат съехал на берег, водрузил английский флаг и вступил во владение островом от имени короля Англии, в честь которого дал ему название острова Георга III. Туземцы называли его Таити.
Островитяне распростерлись ниц и всячески выражали свое раскаяние; казалось, они готовы были вступить с чужестранцами в дружественную добросовестную торговлю. Неожиданно Уоллис, который из-за серьезного недомогания оставался на корабле, заметил, что против его людей, набиравших воду, подготавливается нападение одновременно с суши и с моря. Чем короче будет битва, тем меньше окажется жертв. Поэтому, когда туземцы очутились в пределах досягаемости для пушек, командир приказал дать несколько залпов, сразу же рассеявших вражескую флотилию.
Чтобы избежать возобновления подобных попыток, следовало дать хороший урок. Уоллис с сожалением решился на это. Он немедленно направил на остров сильный отряд в сопровождении плотников, приказав уничтожить все пироги, вытащенные на берег. Свыше полусотни пирог, из которых некоторые достигали в длину шестидесяти футов, порубили на куски. Такое наказание заставило таитян смириться. Они принесли к берегу свиней, собак, ткани и плоды, а затем ушли. Взамен им оставили топоры и разные мелочи, и они забрали их с собой в лес, проявляя живейшую радость. Мир был заключен, и со следующего дня началась оживленная регулярная торговля, в изобилии снабдившая экипаж свежей провизией.
Теперь, когда таитяне испытали мощь и дальнобойность оружия чужеземцев, можно было надеяться, что дружественные отношения не будут нарушены в течение всего пребывания англичан на острове. Уоллис распорядился разбить палатку около того места, где запасали питьевую воду, и высадил на берег многочисленных цинготных больных, между тем как здоровые люди занялись ремонтом такелажа, починкой парусов, конопаткой и окраской корабля, — одним словом, приведением его в такое состояние, чтобы он мог совершить предстоявший ему длинный переход до берегов Англии.
К этому времени болезнь Уоллиса приняла угрожающий характер. Старший офицер находился не в лучшем состоянии. Вся ответственность лежала, таким образом, на лейтенанте Фюрно, оказавшемся на высоте стоявшей перед ним задачи. По истечении двух недель, в продолжение которых мир не нарушался, все люди Уоллиса поправились и чувствовали себя хорошо.