— Что ты здесь делаешь? Тебе больше здесь не место.
Меня словно под дых ударили. Перед глазами потемнело, а желудок сжался до размеров грецкого ореха. Волной накатила тошнота, и хорошо, что с самого утра у меня и крошки во рту не было. Так, значит, Морис Валле был прекрасно осведомлен о том, что меня исключили из клана! Но, помилуйте, разве он от этого перестал быть моим отцом?
— Я получила оповещение от старейших, — с трудом шевеля языком, пробормотала я. Слова застревали в горле и кололи нёбо точно конские каштаны, — ты… уже все знаешь?
В ответ — всего лишь кивок. А у меня появилось впечатление, что отец уже начал вмерзать в свой любимый стул — так же, как матушка примерзла руками к ледяным статуям.
— Мы не можем оспаривать решение старейших, — спокойно продолжил отец, глядя куда-то сквозь меня, — ты больше не принадлежишь нашему клану, Ирбис, и не должна здесь находиться. Впрочем, наверняка ты с самого начала подозревала, что именно этим все и кончится. Клан не обязан держать в своих рядах… вышивальщицу.
Последнее слово он выплюнул точно плохо прожаренное мясо.
— Здесь мой дом, — я в отчаянии стиснула руки на груди, — ты что, меня выгоняешь?
— Ничуть, — он приподнял красиво очерченную холеную бровь, — но больше жить здесь ты не будешь, таково решение старейших. Пойди, попрощайся с матерью и…
— И катись на все четыре стороны? — с трудом выдавила я, мысленно молясь Хайо, чтобы весь этот кошмар как можно скорее закончился.
— Как маг-вышивальщик ты можешь найти работу неподалеку от Вагау, — ободрил меня отец.
— Угу. Все понятно, — я шмыгнула носом и заморгала, чтобы истинный маг холода не увидел моих слез, — ну я пошла?
— Иди. Только переоденься. Если мать увидит тебя в таком виде, ей сделается дурно.
И тут я не выдержала. Подскочила к этому треклятому столу, к которому примерзли локти моего дражайшего папочки и, захлебываясь в собственных слезах, заорала на него. Кричала я о том, что, боги, какой он мне отец, если так спокойно выгоняет из дому только за то, что мой магический дар не удался. О том, что все они тут как мороженые селедки, о том, что вместо сердец у них давно стынет лед, и такой же лед скоро будет в мозгах. А еще… о том, что и семейка Валле, и все старейшие вместе взятые жестоко пожалеют о том, что выгнали меня, что я отомщу… Или нет, я прославлюсь так, что всем им станет стыдно за то, что они меня вышвырнули на улицу.
— У тебя истерика, — заметил Морис Валле, — иди, умойся. А потом можешь попрощаться с матерью. Я… пожалуй, я смогу тебе дать денег на первое время.
— Да пошел ты… со своими деньгами! — я грохнула кулаком по столу, хотя очень хотелось заехать дражайшему папочке в глаз.
— Как хочешь, — он пожал плечами, — в любом случае, я бы не смог дать тебе слишком много. У нас сейчас тяжеловато с деньгами.
— Ненавижу вас! — гаркнула я под конец и, хлопнув дверью, выскочила в коридор.
Охр, мне непременно нужно было что-то разбить. Или растерзать. Разорвать в клочья. А слезы дождем лились из глаз, и, если бы я была в состоянии думать, то непременно бы их вытерла. Маги холода не плачут.
— Да пошли вы все, — пробормотала я, спускаясь по древней лестнице.
Меня тошнило; старые стены давили, грозя расплющить сознание. Было душно — так, что я рванула ворот рубахи, в стороны полетели маленькие костяные пуговки.
— Сволочи, Хайо, какие же сволочи… — бессвязно бормоча, я вылетела во двор и бегом рванула к воротам. Повидаться с леди Валле и услышать от нее замечания насчет одежды? Нет уж, увольте. И все они… да, они еще пожалеют. Обязательно. Когда я стану великим магом, уважаемым магом, который создает неповторимые талисманы…
Безумие отступило уже на улице, я уселась на землю и задумалась. Да какой из меня маг холода? Ну просто никудышний. Из-за этой своей истерики я отказалась от денег, которые предлагал отец, я не повидалась с мамой и сестрами. Охр. Нельзя так, нельзя.
Редкие прохожие глазели на меня с интересом, и мне стало стыдно. Сижу как нищенка какая-то перед воротами особняка Валле и рыдаю. Я поднялась, и, волоча за собой сумку, толкнула ворота — которые, естественно, оказались заперты.