– Почему она, Рейн? Чего в ней было такого особенного?
Я заведомо ненавидел этот вопрос. Он разрушал беспричинность высшего предназначения, сужал рамки жизни до истоков и последствий, обесценивал наличие эмоций и чувств. Я хотел, чтобы моя любовь оставалась данностью.
– То, что она просто была собой. Когда меня окружал мрак, и я даже не знал, что жизнь может быть иной… Она показала мне обратную сторону. От неё я узнал, что у человека могут быть мечты и цели, и что он может дотянуться до них. С ней я узнавал жизнь, не отвлекаясь на мелочи. И в какой-то момент понял, что люблю её сильнее, чем кто-то смог бы полюбить.
– И тогда всё стало ещё хуже, чем было.
Я поднялся со своего кресла и начал расхаживать по кабинету. Мне в глаза вдруг бросились мелочи, которых я раньше не замечал. На книжных полках стояли книги, о которых я не помнил, когда их купил. Может даже и не слышал о них никогда.
– Мы много времени провели вместе. Наверное, я даже могу назвать его счастливым. Но для меня это счастье было ослепляющим, отупляющим… Рядом с ней я чувствовал, что всё хорошо, что мне не нужно большего. Но стоило нам расстаться хоть на несколько минут, как этот мир вновь погружался во мрак, открывал мне своё настоящее лицо.
Я стоял позади Софьи и пытался вспомнить авторов, чьи книги стояли на моих полках, но эти имена ничего мне не говорили. Моя подруга продолжала внимательно меня слушать, не поворачивая головы. Я вернулся назад, в своё кресло.
– Я стал кем-то вроде неизлечимо больного, которого невозможно спасти от мучений, но можно их временно облегчить. Она была моим морфием.
– Что ты чувствовал, когда покинул её?
– Пустоту. Хаос. Непонимание, что делать дальше и куда двигаться. И я знал, что так будет, ещё до того, как это случилось. Знал, что для неё это будет просто грустное событие, которое она сможет быстро пережить, а для меня – потеря смысла, потеря всего, что обрёл.
– И ты пытался заполнить эту пустоту.
– Да. Другими людьми. Теми, кому нужна была поддержка. Они могли открыть мне всё. Но я не мог открыться им. Я не чувствовал той близости, которую искал.
– Чем же это обернулось в итоге?
– Ничем хорошим.
Я прикрыл глаза ладонью.
Для некоторых из этих людей я стал чем-то вроде символа зла. Чьё имя теперь они даже не хотят называть. Просто потому что им было проще ОБВИНИТЬ меня, чем ПОНЯТЬ. А я всего лишь искал каплю заботы, немного доброты и доверия. Просто хотел знать, что они всё ещё остались в этом мире. Они остались, но я не мог их найти. Потому что моя сущность искажала жизнь вокруг меня.
И что же я сделал в ответ?
Я создал своё чудовище.
– Знаешь, Софья, я что-то устал. Мне нужно размять ноги и подышать свежим воздухом.
– Почему вы упорно называете меня Софьей?
Я убрал руку с лица и внимательно посмотрел на свою подругу.
– О чём ты? Если тебе вдруг захотелось пошутить посреди этого разговора, то это не самый лучший момент.
– Даррен, где вы сейчас, по-вашему, находитесь?
Я снова встал и начал расхаживать по кабинету, внимательно его разглядывая. Но от этого он казался мне всё менее знакомым.
– В родительском доме. В своей бывшей спальне, которую я переделал в кабинет после их смерти.
– Ваши родители живы, Даррен. И дом, в котором вы выросли, находится далеко отсюда.
Я остановился на одном месте, скрестив руки на груди.
– Значит, ты не Софья. А я так хотел снова её увидеть, что принял вас за неё.
Женщина медленно кивнула головой.
– Вы доктор Лола Минэс. И это не мой кабинет, а ваш.
В этот раз она осталась неподвижной. Я вернулся на своё место и медленно опустился в кресло, вспоминая события последних месяцев.
– Значит, это лечебница… Прямо как у Кизи в «Пролетая над гнездом кукушки». Психи сами приходят к вам. Но никто не выходит обратно. Как удобно.
Если вы считаете жизнь прекрасной, это не значит, что она не полна дерьма. Просто расхлёбывать его приходится другим.
Многие годы меня не покидало чувство обречённости. Будто я уже запорол свою жизнь, подвёл всех, кого мог, не оправдав их ожиданий.
Когда всё окончательно рухнуло, я просто продолжил делать то, что мне нравится, ожидая своего смертного часа.
Так мне открылось моё истинное предназначение.
– Даррен, вы помните Виктора Стрыгойского? – Она всё больше напоминала мне дотошного детектива, нежели доктора.