Мозг возник как продукт биологической эволюции и вступил с ней в конфликт. Этот конфликт также является частью эволюционного процесса, в который мы ещё можем вмешаться. Масштабы нашего участия в собственной эволюции довольно скромны. Причин такой беспомощности несколько. Во-первых, мы быстро само-убедились в своей природной исключительности, что пошло на пользу лишь изысканному пищеварению чиновников и богословов всех конфессий. Уверенность в личной естественной уникальности возникла не на пустом месте. В её основе лежит простейший инстинкт доминантности, наиболее ярко проявляющийся в схватках за групповое или половое лидерство среди любых общественных животных. Использование архаичной инстинктивно-гормональной мотивации поведения было очень плодотворным во всех странах. Любого человека легко убедить в собственной исключительности и украсить короной царя животного мира. Этот незатейливый приём инактивирует большинство интересов по пересмотру реальных отношений в сложной социальной среде. Действительно, зачем устанавливать новую иерархию или проверять её достоверность, если ты и так являешься царём природы.
Во-вторых, социально выращиваемая теологичность сознания не позволяет осознать непрерывность и примитивность постоянной биологической эволюции. Она продолжается как в дикой природе, так и под покрывалом религиозного или государственного устройства общества. Такие явления, как искусственный отбор, церебральный сортинг, репродуктивный контроль, смена общественных и экономических формаций, не осознаются в качестве инструментов эволюции. Всем кажется, что речь идёт о социальном, экономическом, научном, культурном, религиозном и гуманистическом развитии человечества. Именно в этих побочных результатах биологической эволюции политологи и философы наивно видят смысл человеческого существования. По этой же причине закономерности развития человечества безрезультатно разыскивают в экономике и социально-трудовых отношениях. Иллюзии глобального разумною контроля и «осмысленного» изменения социальной структуры общества только ускоряют гоминидную эволюцию.
В-третьих, наш мозг очень не любит тратить энергию на любую работу, не связанную с пищей, размножением и доминантностью. По этой причине он с большой пользой для себя имитирует человеческие качества и поступки. Сколько же времени мы бываем людьми на протяжении своей жизни? Очень многие люди вообще не умеют думать «про себя». Их способность хоть к какому-то мышлению начинает проявляться только в разговоре на заданную тему. Знаменитое высказывание древних философов о том, что в «спорах рождается истина», говорит не столько о ценности дискуссии, сколько о примитивности их ума. Дело в том, что интеллектуально не созревшие подростки и застрявшие в юношеской праздности дяди и тёти обычно вообще ни о чём не думают. Мысли если и рождаются, то простенькие и физиологичные, направленные на обслуживание простейшего набора обезьяньих инстинктов: пищу, размножение и доминантность. По этой поощряемой обществом причине следы самостоятельного мышления у них находятся в законсервированном состоянии. Именно эта патологическая сонливость праздного ума так часто беспокоила простодушных философов древности.
Они быстро подметили, что следы оживления мыслительных процессов можно наблюдать только при связывании одной из инстинктивных мотиваций поведения с разумной деятельностью. Дискуссия или публичный спор — прекрасный способ оживить прикорнувший на всю оставшуюся жизнь интеллект. В качестве базовой мотивации выступает доминантность, которая при проигрыше в споре резко снижается. Ни один человек не хочет публичного унижения по признакам интеллектуальной неадекватности. Возможный публичный позор от проигрыша в споре прекрасно стимулирует интеллектуальную деятельность даже в домашних кухонных дискуссиях. Этот примитивный приём отлично работает до сих пор, заставляя скрипеть мозгами самых ленивых и тупых участников словесных сражений. Вполне понятно, что в повседневной жизни такие споры случаются крайне редко, а без гормональной стимуляции мозг думать не будет. В результате складывается парадоксальная ситуация: многие люди думают, пока говорят. Если есть слушатель или собеседник — мысль постепенно оживляется, и в голову иногда приходят вполне здравые идеи. Стоит закончить разговор — и интерес к игре ума быстро угасает, а темы диспутов забываются. Мышление — абиологический процесс и организмом никак не поддерживается, если нет ясной биологической цели, ведущей к размножению, еде или доминантности.
Кроме вынужденного мышления, при разговоре с другими людьми наш обезьяний мозг можно заставить работать ещё в одной безвыходной ситуации. Нервные клетки вынуждены проявлять избыточную активность при выполнении сложной работы. Под избыточностью следует понимать любое превышение метаболизмом мозга минимального уровня, необходимого для поддержания его функций. Для человека это составляет около десятой части от энергетических расходов всего организма. Если поставлена обязательная задача сделать что-то сложное руками или головой, мозг мобилизуется. Иногда кажется, что он начинает работать над решением важной и осознаваемой проблемы. Однако не стоит поддаваться иллюзиям, ведь главная задача мозга — максимально быстрое избавление от проблемы, связанной с затратой энергии на собственную активность. По этой причине большинство подростков всегда всё делают быстро, плохо и минимальными средствами. Мозг страстно хочет вернуться к благостной обезьяньей праздности и простоте убогого бытия.