Вполне понятно, что не только миндалина, но и вся древнейшая лимбическая система начинает дифференцироваться и функционально созревать намного раньше, чем кора больших полушарий. Это связано с тем, что лимбические центры обладают рано начинающимся и более устойчивым морфогенезом нейронов. Это является результатом длительной эволюции архаичных млекопитающих. Дело в том, что доля инстинктивно-гормональных форм поведения долгое время превалировала над индивидуальным поведением, базирующимся на неокортексе. Неокортекс был нужен как хранилище индивидуального опыта, которое позволяло древним млекопитающим успешно адаптироваться к изменяющимся условиям внешней среды. Инстинктивно-гормональная регуляция поведения миллионы лет гарантировала выживание и сохранение вида, что отразилось на особенностях развития. По этой причине дифференцировка нейронов в лимбическом комплексе начинается очень рано и является одним из важнейших механизмов скрытого накопления благоприобретённого поведения.
Следовательно, наиболее ранние детские навыки социального поведения, или социальные инстинкты, оказываются закреплены в самых консервативных центрах мозга. Именно они играют ключевую роль в принятии интуитивных решений и выборе необъяснимых поведенческих решений. Детское страстное «хочу» или «не буду» спрятано именно в этих центрах мозга. Из-за гормональной регуляции выбора предпочтений амплитуда поведения детей очень велика. Следует учесть, что речь пока не идёт о половых гормонах, которые начнут играть огромную роль в созревании мозга значительно позднее.
Необходимо отметить, что проблема созревания детского мозга крайне отягощена механизмами закрепления приобретаемых социальных инстинктов. На поверхности лежит обратная связь между детским поступком и его внешним поощрением. Однако сам механизм получения удовольствия от результата действия крайне опасен. Дело в том, что в основе закрепления получаемых в детстве социальных инстинктов лежат эндогенные наркотики головного мозга. Их роль стала осознаваться только к 90-м годам XX века, когда были идентифицированы основные рецепторы каннабиноидов и сформулировано представление об эндоканнабиноидной системе.
Довольно быстро стало понятно, что эндоканнабиноидная система вовлечена во многие нейродегеративные процессы и заметно изменяет память. Затем эндоканнабиноидную систему сочли источником ключевых регуляторных процессов, влияющих на настроение, обучение, память, восприятие боли и многое другое (Kano et al., 2009; Marsicano, Lutz, 2006). На самом деле механизм столь глобального влияния эндоканнабиноидной системы осуществляется через модуляцию образования и разрушения синаптических связей нейронов. Поскольку нейроны ежедневно образуют и разрушают связи, можно отыскать «модулирующее» действие этих веществ в любой части мозга (Kendall, Yudowski, 2017).
Для нас очень важно, что эндоканнабиноидная система мозга человека существует как регулятор активности синаптогенеза и механизм накопления благоприобретённых форм поведения. Закрепляя свеженький социальный инстинкт, мы поощряем наш наивный мозг изысканными внутренними наркотиками. В юности такое подкрепление усиливается активным синаптогенезом, который получает соответствующее направление. Это означает перевод любого навыка в долговременную память и его жёсткое связывание с наркотическим поощрением. Вполне понятно, что изменить такой социальный инстинкт очень трудно или невозможно.
К сожалению, эндоканнабиноидная система мозга является лишь частью механизма закрепления социальных инстинктов в лимбической системе. Существует ещё несколько внутримозговых методов поощрения выбора и закрепления социальных инстинктов. Среди них следует отметить широко известную эндогенную опиоидную систему, которая включает множество семейств генов нейропептидов и рецепторов. Её особенностью является то, что она активно работает во время эмбрионального и плодного формирования головного мозга, влияя на нейрогенез (Hauser, Knapp, 2018). Основной мишенью токсичных доз принимаемых матерью опиоидов становятся дифференцирующиеся нейроны и глия. В этом случае экзогенные опиоиды подавляют рост и изменяют регуляцию образования связей и трофических взаимодействий между нейронами и глиальными клетками. Ожидать нормального формирования мозга ребёнка в такой ситуации не приходится.
Большая часть эндоопиоидной системы активно функционирует во время внутриутробного периода, но продолжает работать вплоть до окончания дифференцировки нейронов. Это означает, что её активность сохраняется очень продолжительное время. На это указывает быстрое нарастание активности генов опиоидной системы при повреждении головного мозга. Развитие большинства патологических процессов сопровождается повышенной активностью эндоопиоидной системы. Вполне понятно, что морфогенетические процессы, связанные с образованием новых отростков нейронов, и синаптогенез продолжаются всю жизнь. Эти важные морфогенезы нервной системы обеспечивают нам активную работу головного мозга, которая продолжает понемногу регулироваться опиоидной системой на протяжении жизни (Sargeant et al., 2007; Zhang et al., 2016).