Вполне естественно, что бесконечная индивидуальная изменчивость мозга, умение сравнивать события, запоминать причины и последствия явлений крайне вредят социальному паразитизму. Для профилактики конфликтов и предотвращения утраты наследуемых социальных преимуществ вырабатываются приёмы снижения неконтролируемой активности нервной системы. На ранних этапах эволюции человечества в качестве основного инструмента выступали умело используемые обещания и паразитизм на способности мозга моделировать несуществующее будущее. В среде гоминид постепенно сложилось несколько инструментов снижения индивидуальной активности мозга в пользу адаптивного конформизма. Наиболее древним методом следует считать создание системы социальных наркотиков, построенных на особенностях организации мозга человека. Их суть состоит в том, что наши собственные фантазии, заблуждения, иллюзии самооценки и прочие обезьяньи достоинства используются для социального самоуничтожения. Задача очевидна и состоит в выработке способов дезактивации конкурентов и получении биологических преференций.
Этот процесс довольно прост. Необходимо использовать способности мозга всех представителей нашего вида к бурным и однотипным фантазиям. Для этого в рамках любой социальной системы необходимо предложить простые и ясные, но очень далёкие перспективы их реализации. Этот примитивный приём позволяет их никогда не выполнять и даже не заботиться об ответственности. В самой простой ситуации годятся культовые обещания сытой праздности и чувственного изобилия рая или построения коммунизма. Для оголтелых атеистов и материалистов отлично подходит обещание мешка с золотом для приобретения аналогичных удовольствий в реальном мире. Такие примитивные социальные наркотики обычно легко заглатываются обладателями ленивого и похотливого мозга, не обременённого историческими знаниями и опытом сравнения событий. В обмен на лингвистический наркотрафик обычно предлагается немного поработать в области искусственного отбора при помощи автомата Калашникова. Эти социальные наркотики прекрасно действуют и в менее экстремальных ситуациях. Для жадного гоми-нидного мозга недалёкая перспектива перестать работать и раствориться в биологических удовольствиях столь соблазнительна, что социальные наркотики действуют круглосуточно.
В любой системе гоминидных отношений достаточно методичных и уверенных обещаний, чтобы перераспределить ценности в свою пользу. Эта ситуация уникальна в мире млекопитающих. Незатейливые колебания воздуха, называемые словами, мгновенно превращаются в физические эквиваленты драгоценных биологических преимуществ. При этом происходит эксплуатация возможностей мозга моделировать рассказанное соблазнителем будущее. Оно рисуется как райское состояние избытка пищи и доминантности при отсутствии личных затрат. Иначе говоря, действующий социальный паразит извлекает ресурсы из особей, искренне желающих стать такими же паразитами. Этот архаичный приём прекрасно работает в банковском ростовщичестве, финансовых пирамидах, религиозных, государственных и партийных системах.
Следовательно, под социальными наркотиками надо понимать такие иллюзии или неписаные правила, которые навсегда или на некоторое время формируют у гоминид однозначные формы поведения. Например, считается, что молодая семья для заведения детей должна иметь жильё и достаточные средства к существованию. Это правильно и разумно с позиции социальной системы, которая уверенно наркотизирует будущих родителей и детерминирует их поведение на долгие годы. На самом деле влюблённые могут отлично справиться с поставленной задачей голышом в ближайшей копне сена. К сожалению, столь примитивных социальных наркотиков для эволюции гоминид оказалось недостаточно. Всё последнее столетие происходит активный поиск химической регуляции интенсивности искусственного отбора, который смог бы снизить частоту встречаемости третичного сознания.
Ещё одной ловушкой для случайных обладателей третичного сознания является представление о свободе. Гениальную бессмысленность этого понятия трудно переоценить. Главный лингвистический приём использования таких терминов всегда сводится к тщательному избеганию ответов на три вопроса: кто, от чего и зачем хочет свободы? Расплывчатостью обещаний достигается желаемая персонализация целеполагания. Каждый думает о своём и надеется на личный успех, но все бодро идут в одну, заранее указанную, сторону. Затем, опять думая о своём, — в противоположную. Экономия на работе мозга всегда будет гарантирована, а третичное сознание перестаёт беспокоить.