Свобода — это фантомное желание делать то, что хочется, и не делать того, чего не хочется. В этой простейшей формуле намного важнее первая часть, с которой и стоит начать, а завершить более сложной — второй. Любым существам на этой планете, а особенно проницательным приматам, не хочется делать ничего. Исключение составляют поедание вкусной пищи, физическая нагрузка размножения и развлечения изощрённой доминантности. Кто может, тот так и живёт, а остальные стремятся к завидному идеалу. При этом содержание любой части этого триединства совершенно неважно. Желанная пища может состоять из бычков, разогретых в консервной банке, или из печени битого налима с трюфелями и шампанским. Тяга к любви может проявляться как в закупке конкурсных красавиц и кинозвёздочек, так и в несложных утехах с привокзальными труженицами. Доминантность может принимать прекрасные формы концертного экстаза музыкального виртуоза, духовного отшельничества и тихого казнокрадства, правда, в особо крупных размерах. Все эти изысканные крайности отражают простые представления о личной свободе.
Несвобода построена на социальных инстинктах вне-геномного наследования и отражена в концепции двойственности сознания человека (Савельев, 2018а, 2019). По сути дела, корни этого понятия находятся в биологической природе гоминид. Эволюционными источниками «потребности в свободе» является всё тот же набор инстинктивных форм поведения, базирующийся на еде, размножении и доминантности. Инстинктивно-гормональный контроль за поведением стимулирует увеличение полиморфизма потомков, захват новых источников пищи и повышение доминантности. Вполне понятно, что любому молодому и неопытному гоминиду, в рамках сложившихся отношений, крайне сложно быстро добиться значимого социально-биологического успеха.
По этой причине он или она ищет новое поле применения своих сил, выходя из традиционных конкурентных отношений с другими особями. Классическим примером может быть фабула драмы «Ромео и Джульетта». В ней пубертатно-гормональное стремление подростков к размножению подогревает уникальность романтических отношений между конфликтующими семьями. Драматизм усилен как половыми страстями, так и экзотической возможностью проявить нестандартную доминантность. Демонстрация страстей второго типа сознания стала инстинктивной базой для сочинения этой драмы. В данном случае корни мечты о свободе лежат в запретах реализации самых незатейливых инстинктов, ценность которых не вызывает сомнений. Однако свобода сексуальной самореализации почти не распространяется на рассудочную деятельность человека.
Следовательно, понятие свободы носит двойной характер. С одной стороны, инстинктивная свобода, которая является источником юношеской пубертатной активности. В конечном счёте это только агрессивный механизм расширения жизненного пространства, размножения и увеличения полиморфизма популяции. С другой стороны, существует церебральная свобода, отягощённая третичным сознанием. Она обозначает рассудочную независимость и способность к интеллектуальному творчеству в самом широком смысле слова. Это уже очень энергетически затратная свобода реализации своих индивидуальных качеств. В ней практически отсутствуют биологические составляющие, что делает её не очень привлекательной. Такая свобода игры ума иногда бывает востребована пресыщенными эстетами, но только в качестве изящного развлечения. Как правило, рассудочной свободой никто не дорожит и не пользуется. Она особенно никому не нужна, хотя её можно заполучить почти в любых условиях. Собственно говоря, это и есть самая независимая форма никому не нужного третичного сознания.
Ещё одним туманным доказательством третичного сознания принято считать расчёт и предсказание будущих событий. По этой причине наиболее разумными людьми принято считать тех, кто может прогнозировать чужое поведение, основываясь на столь зыбком субстрате. Ситуация немного усложняется тем, что умникам приходится учитывать плоды объединения особенностей индивидуального развития с уникальной конструкцией мозга каждого человека. Однако такой прогноз является условным признаком здравомыслия, поскольку им прекрасно владеют наблюдательные и хищные обладатели вторичного сознания. Иначе говоря, вероятность встречи с имитатором третичного сознания намного выше, чем с его реальным обладателем.