Выбрать главу

Давно подмечено, что единицы разных уровней языка, несмотря на все отличия, в известном смысле изоморфны друг другу, обнаруживают черты сходства в строении и функционировании. Если сравнить, например, слово и морфему, то станет ясно, что чередования в морфеме имеют такую же значимость, как в парадигме слова мена флексий. Чередование неотделимо от объединения вариантов (разновидностей) одной и той же морфемы. Совокупность позиционно обусловленных разновидностей морфемы представляет определенную парадигму, поэтому морфонология — это парадигматическая морфемика, т. е. одна из дисциплин, изучающих ярус морфем, причем специфический объект этой дисциплины — парадигматическое варьирование морфемы.

Иногда говорят, что морфонология — уникальная дисциплина, не сопоставимая ни с одной из отраслей языковедения. Если понимать под морфонологией изучение роли «фонологических различий в грамматике», то против утверждения уникальности морфонологии вряд ли можно возражать. Если же считать морфонологию парадигматической морфемикой, морфонология сразу же включается в ряд альтернологических дисциплин, изучающих, как на разных уровнях языка происходит объединение разно звучащих, но имеющих одинаковое значение вариантов единицы языка в одну общую парадигму. Парадигматическая морфемика (морфонология) изучает альтернирование вариантов морфемы точно так же, как парадигматическая фонетика — чередование звуков в пределах фонемы[8], морфологическая парадигматика — альтернирование словоформ в пределах слова и, наконец, как особый раздел синтаксиса изучает парадигматику предложения[9]. Единица языка имеет в своем составе некоторый элемент, который остается неизменным от формы к форме, и элемент, особый для каждой из входящих в парадигму форм единицы. Изучая особенности варьирования переменной части в морфеме, морфонология изоморфна соответствующим альтернологическим дисциплинам других уровней.

Морфонологию иногда называют «мостиком между фонетикой и грамматикой», «кодом» для перевода фонетических единиц в грамматические[10]. Есть основания усомниться в адекватности таких дефиниций. Прежде всего, вряд ли целесообразно представлять язык как соположение обособленных сфер, для связи которых нужны особые «мостики»: в русской грамматической традиции давно утвердилась мысль о том, что и фонетика и грамматика изучают строй языка, «между этими науками поэтому существует тесная связь»[11], обусловленная прежде всего всесторонним взаимодействием самих объектов изучения разных лингвистических дисциплин. С другой стороны, чередования, рассматриваемые морфонологией, не имеют прямого отношения к фонологии, так как они не продиктованы причинами фонетического порядка. Вероятно, основанием для сближения фонологии и морфонологии служит то обстоятельство, что в чередованиях участвуют чаще всего отдельные фонемы. Но ведь наряду с фонемами чередуются также и целые сочетания фонем, и даже отсутствие фонем (нулевой альтернант), т. е. такие явления, которые ни одна фонологическая школа не назовет функциональными фонологическими единицами. Можно с уверенностью утверждать лишь одно: чередующиеся в составе морфем элементы состоят из одной или нескольких фонем или представляют собой отсутствие каких бы то ни было фонем (ср. чередование в корневой морфеме следующих словоформ: расту, расти, рос, взращу). Однако и слова и предложения тоже так или иначе состоят из фонем, т. е. имеют ровно такое же отношение к фонологии, как и морфонологические объекты.

Как уже отмечалось, морфонологическое чередование играет ту же роль в морфеме, какую в слове играет мена флексий. Несколько огрубляя положение вещей, можно утверждать, что при помощи флексий осуществляется связь слов в составе единиц синтаксического уровня, т. е. флексия в известном смысле выполняет роль «мостика» между морфологией и синтаксисом. Поэтому, если использовать соответствующее образное определение применительно к морфонологии, речь будет идти о «мостике» между морфемикой и морфологией языка, коль скоро чередования выступают в качестве связующего звена между морфемой и словом: при помощи чередований морфемы приспосабливаются к конкретным условиям функционирования в составе тех или иных слов или грамматических форм этих слов.

В связи с распространением теории языковых уровней высказываются предположения, что существует особый (основной или промежуточный) уровень в системе языка — морфонологический, наряду с фонетическим, лексемитическим и т. д.[12] Есть основания усомниться в целесообразности такого решения. Скорее всего, следует говорить об особом аспекте изучения уровня морфем, а не об особом уровне языка — точно так же, как мы говорим о словоизменительном аспекте изучения уровня слова, не выделяя особого «словоизменительного уровня» в системе языка.

вернуться

8

См. М. В. Панов. Русская фонетика. М., «Просвещение», 1967.

вернуться

9

«Грамматика современного русского литературного языка». М., «Наука», 1970, стр. 577—595.

вернуться

10

R. Jakobson. The phonemic and grammatical aspects of language and their interrelation. «Proceed. of the Sixth Intern. Congr. of Linguistics». Paris, 1949; А. А. Реформатский. О соотношении фонетики и грамматики (морфологии). В сб.: «Вопросы грамматического строя». М., Изд-во АН СССР, 1955; Ch. F. Hockett. A Course in modern Linguistics. N. Y., 1958, pp. 134—137.

вернуться

11

Р. И. Аванесов и В. Н. Сидоров. Очерк грамматики русского литературного языка, ч. I. М., Учпедгиз, 1945, стр. 68.

вернуться

12

Об особом «морфонологическом уровне» языка говорят авторы многих статей, помещенных в сб. «Единицы разных уровней в системе языка и их взаимодействие». М., «Наука», 1969.