- Нютка, ты красотка, - искренне восхищалась Чернова.
- Никогда тебя такой не видела, - протянула другая Вера, она явно была не рада, что косвенно способствовала моему преображению.
...
Народ толпился у раздевалки, девчонки сбрасывали тяжелую верхнюю одежду, оставаясь в праздничных нарядах, потом перед большим зеркалом добавляли последние штрихи: надевали украшения, поправляли прически, красили губы. Я сдала в гардероб кроличий полушубок, предмет тайной гордости - натуральный мех был далеко не у всех - и присоединилась к стайке девиц у зеркала.
- Аня, как красиво, тебе так идет это платье! - очень эмоционально приветствовала меня Лена, девочка с параллельного потока. - Ты просто должна это надеть. - Она протягивала мне несколько ниток чешского стекла. Когда-то такое украшение вызывало у меня дикий восторг, если быть точной, в пять лет. У моей мамы было один в один, и мое восхищение было таким сильным, что однажды, дождавшись, когда бабушка будет занята на кухне, я разрезала цепочку, на которой держались бусины и забрала самые красивые, присоединив к остальным своим сокровищам. Больше всего меня впечатлила застежка, которая переливалась всеми цветами радуги. Все, конечно, очень быстро обнаружилось, хотя я искренне недоумевала, почему заподозрили именно меня. Попало мне сильно. Сейчас мне было восемнадцать, мои вкусы несколько изменились, и я совершенно не хотела напоминать новогоднюю елку, увешанную елочными игрушками.
- Лена, спасибо большое. Ты же для себя принесла, как я могу взять, тебе самой очень подходит - Бормотала я. Лена искренне хотела быть полезной, мне не хотелось ее обижать.
Я смущенно улыбнулась и побежала догонять подруг, которые остановились, чтобы меня подождать. Внезапно на меня накатило чувство опасности, дыхание перехватили, в горле пересохло. Я остановилась.
- Девочки, со мной что-то не так.
- Что такое? - Чернова заботливо заглянула мне в лицо. - Ты и правда белая, как сметана.
- Я не знаю, мне почему-то стало очень страшно, мне кажется, что-то должно случиться. Давайте уйдем, - я умоляюще взглянула на них.
- Ты с ума сошла. - Иванова нетерпеливо передернула плечами. - Столько собирались, а сейчас возьмем и уйдем. Нет, ты как хочешь, а я не пойду. Я не верю в дурные предчувствия.
Мне стало стыдно. Действительно, что это я, как бабка старая.
- Хорошо, если вы идете, то и я пойду, - вымученно сказала я.
- Вот и здорово, - с облегчением вздохнула Иванцова. Ей очень не хотелось пропускать вечеринку. Девчонки пошли вперед, я немного задержалась. Вдруг накативший ужас стал понемногу рассеиваться, но голова все-таки немного кружилась.
В зале было темно. Середина пустая, предполагалось, что там будут танцевать, но пока народ жался к стенкам, а самые проворные оккупировали отодвинутые парты. Поначалу медляков не ставили, танцевали в основном девчонки. Стало жарко, и я вышла в коридор, чтобы отдышаться. Он шел навстречу и смотрел прямо на меня. Я этого ждала, но все равно растерялась.
- Привет.
- Привет, Иван.
Он смотрел не отрываясь. Я поняла, что сейчас он меня поцелует, и очень этого хотела, но тут из зала вышла Иванцова. Момент был упущен.
- Где вы ходите, наши уже внутри, идемте скорее. - Она подхватила Ивана под руку, я поплелась следом.
Возле парт потихоньку пили пиво, мне до того момента оно казалось горьким и мерзким, но чтобы исчезла дрожь в коленках, я выпила. Мы танцевали, пили еще, смеялись. Я даже не заметила, куда делся Иван. На меня обращали внимание, настроение было прекрасное, уверенность била через край, что для меня было редкостью, и я пошла его искать, чтобы прояснить наши отношения. Не знаю, что я планировала ему сказать, но все повернулась совсем по-другому. Они стояли в курилке на втором этаже совсем одни: Ваня и Вера. Вера Иванцова. Она рассказывала ему что-то и смеялась. Не знаю, почему я не вошла сразу, может, вспомнила упоминание Черновой о курилке и мальчиках. Сначала я просто задержалась у двери, а потом прислонилась к стене в коридоре и дослушала до конца. Как во сне, я слушала, про то, как Вера жить не может без книг, что домашние ругают ее за это, слушала о том, что в детстве она лазила по деревьям вместе с мальчишками, днями напролет гоняла на велосипеде, но никогда ни одного перелома, даже странно. Что когда она появилась на свет, ее маме до последнего говорили, что будет мальчик, но вот родилась девочка, и что на улицах ей не дают проходу люди, всегда о чем-то спрашивая, просят помощи. Она обожает Наутилус, персики и воду, не в смысле пить, а в смысле плавать. И плавать она научилась в пять лет под водой, когда была в первый раз на море... Я не могла поверить: все это было обо мне, она рассказывала мою жизнь, то, чем я делилась, когда мы собираясь с девчонками вечерами. Зачем она это делает? Это ведь какие-то незначительные подробности, но моей жизни, а не Вериной. Я точно знала, что Вера не умеет кататься на велосипеде и вообще в детстве была слабым и домашним ребенком. Музыкальные же предпочтения ее в корне отличались от моих, она никогда не понимала моих восторгов по поводу «Я хочу быть с тобой» и «Гудбай, Америка».