— Там столько вина припасли, что завтра утром не будить! — лучезарно улыбнулся сэр Леммарт, вертясь перед ними на своём сером жеребце.
«Какой всё-таки прохвост, Энгель ему верит, а он меня норовит под руку потаскать», — закатила глаза Гидра.
За десяток минут они добрались до центральной площади. Уже на подъездных дорогах они видели людей, что кричали имя — в основном, конечно, Энгеля — и теперь уже все мостовые были усеяны цветами, а сама площадь пестрила всякой всячиной, как летняя лужайка. Шатры, палатки, скамейки, шитые домохозяйками знамёна и множество цветных флажков — всё вокруг колыхалось и искрилось, и даже воздух опьянел.
Под всеобщее ликование Энгель вышел вместе с Гидрой на крыльцо Малха-Мар и оттуда провозгласил, что тёмные дни закончены, что слава Мелиноя будет длиться вечно, и что он поднимает сей кубок за каждого, кто выжил и кто умер на этих берегах; и всякого, кто верит в будущее страны, считает своим другом. На этом они выпили, и диатрин тут же подхватил всеобщее ликование, сказав, что победой обязан лишь своей жене — диатриссе, что оседлала Мордепала — и уверил горожан, что, если они его любят, они должны полюбить и её.
Радостный гвалт был тише; не всякий был готов выпивать при звуке имени Мордепала. Но всё же Гидра видела, что люди смотрят на неё не с презрением и злобой. Это было больше любопытство и в какой-то степени — надежда.
«Так неловко посреди них», — думала она. — «Мне никогда не доводилось так свободно общаться с горожанами. Но Энгель совсем не опасается».
Пища на столах была попроще, чем в Лорнасе — зато её было очень много, и хватало на всех. Речная рыба, хрустящие тыквы, пекари и кукуруза, лунновир и фрукты — многое было привезено Леоном Парраселем, но горожане не скупились и сами. Вино лилось рекой, и теперь это, в отличие от минувшей свадьбы, был по-настоящему радостный праздник.
Даже кошки повыползали из углов. Они, будто зная, к кому обращаться, выпрашивали еду поближе к диатриссе. А некоторые, не смущаясь, сами крали креветки со столов.
Яркое солнце просеивалось сквозь порушенную крышу Малха-Мар, и внутри казалось светло не в пример прежним событиям.
«Ещё недавно я стояла на этих ступенях, глядя, как город погружается в огненный ад», — думала она и растерянно улыбалась, когда поднимали очередной тост. — «А теперь передо мной танцуют горожане и резвятся местные коты, и жизнь расцвела здесь, будто цветок в золе».
Задорная музыка флейты-кены, стук барабанов и бубенчиков из ракушек, бренчание десятиструнного чаранго и пение невпопад превращали площадь в совершенно близкое, родное ей место, которым никогда не была Аратинга. Поэтому Гидра наконец разобралась со своими чувствами и весело потанцевала с Энгелем, а потом и с Леммартом, а после — отправилась наедаться лунновира.
За этим занятием она разговорилась с городским казначеем. Маленький юркий человек был совершенно седой и божился, что это всё из-за Магра Денуоро, а ещё из-за марлорда Тавра. Но если диатриссе казначей постеснялся выражать претензии насчёт её отца, то почившего лорда-канцлера он чихвостил от всей души:
— А потом и говорит, мол, барду — тысячу бронзовых рьотов! Вот я ошалел! — восклицал подпитый служащий.
Гидра смущённо потупила взгляд.
— И я ему говорю — да я за тысячу найду полк наёмников, они и спляшут, и споют! Но нет же… говорит, указ диатриссы! А я, простите, Ваше Диатринство, со всем уважением, и говорю: что за чушь? Разве может луна САМОГО диатрина Энгеля такую ахинею выдумать? — и он доверительно склонился к ней ближе. — Кто бы ему верить стал, Магру? Раньше он хорошим управителем был, город при нём развивался и рос. А потом забросил всё. Незадолго до всего этого из триконха не вылезал. Обереги носил всяческие, Богам молился чаще, чем балансу дебета и кредита… Все знали, что он немного не в себе.
— Да? А чего он боялся, савайм? — тут же протрезвела Гидра и перестала жевать свой кусочек лунновира.
— Да, да. Знаете, от них пальмовые ветки над дверью вешают? Вот — пожалуйста. Весь дом в этих ветках! Мошки кругом. А он знай себе на пальцы какие-то плетёные нити наматывает.
«Оберег из ниток», — догадалась Гидра. — «Тамра о таком не упоминала, но даже на Аратинге такое носят».
— А с чего он решил, что ему угрожают саваймы?
— Да он считал, что всему Мелиною угрожает, — казначей, сам того не зная, говорил всё более и более любопытные вещи. — Говорил, что Мелиной, ну то есть, синий тигр, не умер — он призраком бродит по земле. И единственно одного хочет: чтобы все потомки Кантагара сгинули уступили ему правление его исконной землёй. И чтобы тьма разлилась по побережью, и драконы больше не реяли над его владениями.