«Это плохо», — испугалась Гидра, не зная, чего. — «Очень плохо!»
Она твёрдо велела Мордепалу ждать её здесь и спрыгнула по его лапам. Меж его когтей застряли белые чешуйки Жемчужного, и он тяжело сопел, превращая мандариновые деревья в пепел своим дыханием.
Седло, поводья и галоп. Не помня себя, Гидра погнала коня к замку и соскочила с седла перед солдатами, что расступились перед ней, пропуская её ко двору.
«Энгель — превосходный мечник, но битва длится уже много часов, и он наверняка устал. Тавр во всём уступает ему, но он не согласился бы на дуэль, не будь у него уверенности, что он выиграет. Колдовство — единственное, что позволит ему взять верх».
Горло сжалось, и она увидела дуэлянтов.
Обугленный белый плащ и забрызганные кровью белые волосы метались вслед за каждым движением Энгеля. Диатр был измучен боем, как она и предполагала. Но в светлых глазах отражалась рыжина противника, и он был расчётлив и ловок. При всём своём росте и силе, он не полагался на свою комплекцию слепо. Выжидал, парировал и атаковал — только росчерки клинка и вспыхивали в свете факелов.
Солдаты диатра молились всем богам, глазами пожирая поединок. Солдаты Тавра, рядами стоявшие у донжона, тоже не отрывали глаз от схватки. Даже марледи Ланхолия Гидриар вышла из укрытия — и тоже слёзно молилась, наверняка прося богов пощадить её возлюбленного.
«Не в этот раз», — со злобой подумала Гидра и нащупала в застёгнутом кармане камешек оникса. Сжала его в кулаке. И вперилась взглядом в Тавра, думая только одно:
«Великие Трое в величии своём и Великая Мать в милости своей, не позволяйте ему колдовать. Пусть бьётся честно, как того требует дуэль по завету Кантагара; пусть не защитит его никакой амулет и онемеет его язык, если он задумает говорить колдовские слова. Великие Трое в величии своём…»
Тавр ускользал из-под ударов Энгеля. Раз за разом он отступал и едва успевал контратаковать. Пот выступил у него на лбу, но зелёные глаза его застилало бешенство.
Даже сейчас он считал себя истинным владыкой Рэйки, а её коронованного правителя — жалким бездраконьим узурпатором на своём пути. Он отрывисто выкрикивал оскорбления, и это помогало ему наносить удары; но Энгель хладнокровно их парировал и наседал на противника, тесня его к краю импровизированной арены из ожидающих солдат.
Кровь стучала в ушах Гидры. Она повторяла снова и снова, не смея помыслить о поражении: «Великие Трое в величии своём…»
Вдруг по стоптанной земле двора пронеслась местная кошка. Как и все хвостатые на Аратинге, тощая, короткошёрстная, с торчащими рёбрами. Кажется, она проделала путь через весь город. Она пролетела стрелой через двор из последних сил и яростно закричала, и когтями впилась в подол леди Ланхолии Гидриар.
Слова, которые та шептала, были вовсе не молитвой!
Гидра ринулась вперёд, подстёгнутая, будто кнутом. Но наговор марледи уже направил руку Тавра. С необычайной для себя ловкостью марлорд развернулся и мечом пронзил горло Энгеля. А после пихнул его локтем, и диатр, подавившись собственной кровью, рухнул наземь.
Секунда промедления Гидры стоила ему жизни.
Солдаты диатра взвыли, раздались стенания и ругань. Гидра оглохла от горя и ужаса. Она кинулась к Энгелю, упала на колени перед его могучим телом и успела увидеть угасающий взгляд своего солнца.
— Ми… лая… — захлёбываясь кровью, выдохнул он. Его рука дёрнулась, желая коснуться лица супруги — но было уже поздно. Глаза закатились, и жизнь оставила его на глазах у собственного народа и собственной безутешной жены.
«Нет», — подумала Гидра. — «Нет-нет-нет!»
И, прижав к себе его перемазанную в крови голову, пронзительно взвыла к небесам. Так сильна была её боль, что потемнело в глазах. Рёв Мордепала, печальный и протяжный, ответил ей с городской площади.
Шаги марлорда прозвучали над ухом, как поступь смерти.
— Примолкни, — фыркнул Тавр над её головой. — И сними эту вещь. Тебе никто не позволял облачаться в шкуру диатрийских драконов. Эй, вы! Корону мне. Сейчас же! Давайте, принесите её со своих жалких судёнышек, я не собираюсь ждать, пока Иерофант сам соизволит надеть её на меня!
Руки Гидры застыли, будто это она умерла и окоченела. Они стискивали голову холодеющего Энгеля, обнимая её, и никто не мог расцепить их.
«Ты нарушил законы богов и людей», — эхом звучали мысли в голове. — «Ты позор Гидриаров, позор марлордов, позор всей Рэйки, и всех, кто под этим небом».
— Ты победил… колдовством… — шептала она, ничего не видя перед собой. И попыталась придать своему голосу силу, прохрипев громче: