— Ох, Гидра! — Аврора кинулась ей на грудь, и, утешив её, диатрис дала ей волю ехать к Леммарту и не стесняться в своих чувствах, если у неё ещё что-то есть к безалаберному ди.
Аврора ответила ей взглядом, полным стыда и благодарности, и отправилась собираться на Аратингу.
Это дало Гидре некое освобождение. «Мне сложно представить их вместе», — думала она. — «Но, чем чёрт не шутит, Аврора святая, а Леммарт и правда много лет подряд добивался меня — и всё безуспешно. По крайней мере она о нём позаботится, и мне не придётся переживать, что он кинется к Лукавому в пасть от тоски».
Она посвятила себя работе. Иерофант Мсара стал чаще навещать её. Они продолжали корпеть над реформой образования.
И стали до того близки, что Гидра невольно решилась затронуть самую сложную тайну своей жизни. Со всей деликатностью, которой она научилась за годы правления, диатрис осторожно спросила, могло ли быть такое, что почивший диатр Энгель мог стать одним целым с Мелиноем.
Иерофант ответил ей на это взволнованным взглядом.
— Нет, дорогая Ландрагора, трижды и стократно нет, — очень серьёзно сказал он ей. И хотя вокруг них царил безмятежный послеполуденный час, журчали сверчки и перекликались птицы, на балконе, где они обедали вместе, будто стало темно.
— Но ведь даже в старинных книгах по истории не отрицают, что до нас на побережье Тиванды жил иной народ — вовсе не тигры, — неловко заметила Гидра.
— Я тоже с этим спорить не буду, — Иерофант отставил чайную чашку и сжал свои руки, подбирая слова. — Но представьте себе, что вас убили, а вы оставили своей посмертной целью возвратиться и всё равно обучить доа. Вы смогли бы?
— Хм, — усмехнулась диатрис.
— Вот именно. Даже при всём желании, и при всём упрямстве, что могло быть сравнимо с вашим, никому живому не дана такая власть. Мелиной стал демоном, против своей воли или согласно ей. Саваймы, духи леса, духи чувств или прошлых событий, порождаются сами; но нет никакого закона, по которому чем-то подобным может обратиться некогда живое существо.
Гидра тяжело вздохнула. «Позиция церкви понятна, но мне мало просто верить в это».
— А если бы… — она замялась, но Иерофант не торопил её. — Если бы…
— Я унесу вашу тайну в гроб, Ландрагора.
— Это не моя тайна, и поэтому я не могу раскрыть её до конца. Но если бы Энгель был связан с Мелиноем узами крови, и их обоих постигла схожая судьба; могло бы быть так, чтобы они всё-таки существовали, как нечто единое?
Тот выдержал паузу, представляя описанную ею картину. И всё равно покачал головой:
— Дорогая Ландрагора, Мелиной — древнее бесчеловечное зло. Всякий, кто связывается с ним, становится его игрушкой, его сосудом, его инструментом — как он пожелает. Даже ваша матушка, да упокоит её Схали, погибла от последствий их временного союза. Будь вы хитрейшим человеком от западных морей до восточных гор, вам не дано обхитрить его и извлечь хоть что-то хорошее из его присутствия.
— Но, если бы они были совершенно похожи с Энгелем, как при жизни его, так и после смерти?
— Если б это было так, — взгляд Иерофанта упёрся в пустоту, — то это значило бы, что диатра постигла ужасная, жестокая участь. Он не отправился к предкам в царство Схали, а был с концами поглощён Мелиноем. И даже если б каждый жест, каждый взгляд и каждое слово демон повторял бы в точности как диатр, это был бы лишь обман в глазах смотрящего. Сознательный самообман, Ландрагора.
Мурашки пробежали по спине Гидры. Она кивнула и поспешила заверить Иерофанта, что её вопросы вызваны лишь беспокойством разума, а не действительно случившимися событиями.
Но на душе её стало совсем тяжело. Особенно после его последних слов:
— Не избегайте меня, если Мелиной вновь появится в вашей жизни, Ваша Диатрость. Сильная, подкреплённая драконами Рэйка для него лакомый кусок, и он сделает всё, чтобы завладеть им. Не забывайте об этом.
Она кивнула и украдкой стиснула край рукава. «Я понимаю, и ты, и Монифа, вы все ожидаете от Мелиноя чего-то ужасного. Но сколько лет уже он свободен от печатей? И никто не слышал о нём. А если правда в его словах, а не в ваших? Ведь никто не мог знать тех, кто жил здесь до Кантагара. Мы не можем жить после смерти, но вдруг они на это способны? Кто теперь узнает истину? Хорошо бы не я, а то голова от этих мук болит».
Вопреки заветам церкви, Гидра исповедовалась не священникам, а лишь драконам. В моменты полнейшего смущения разума и тоски от взваленных на её плечи обязанностей она имела привычку взять перерыв и уехать на север, к горам Сакраала. Там она слушала журчащие возгласы маленьких летучих хищников.