— Я вижу зелёный мрамор триконха Малха-Мар! Вижу серые стены Мелиноя и синие черепицы! Вижу порты и пристани, — он развёл руками, и их предательская дрожь не была заметна людям. — Я вижу замок Лорнас — и дракона на городских крышах. Это Мелиной, возродившийся на берегах великой реки Тиванды! Это — Рэйка!
Успокоенные его речью, люди вновь возликовали. И хотя диатрин Энгель едва заметно покачал головой, слова диатра были необходимы. Страх он превратил в гордость, опасность — в величие. Риск рассердить дракона был для него не столь существенен, сколь риск массовой паникой сорвать праздник.
Люди подбрасывали в воздух платки и цветы, и стая белых голубей вновь закружилась в небе. Церемония была совершена.
«Ну вот и приехали», — рассеянно подумала диатрисса Ландрагора Астрагал.
3. Принц на синем коне
В трапезном зале старинного замка Лорнаса проходили сопутствующие свадьбе торжества. Лорнас был не старше Оскала, но всё же казался неуловимо приятнее, просторнее. Глухие тёмно-серые стены постоянно выводили к небольшим гостиным в округлых башенках, сменялись то галереями, то верандами. Это был замок, но замок действительно женский, замок-палас.
Трапезный зал служил одновременно бальным, а потому был самым большим залом Лорнаса, но всё же куда более тесным, чем следовало бы для такого количества знатных гостей. Лорды в длинных парчовых плащах с прорезями для рук, леди в тугих корсетных платьях с расшитыми шлейфами юбок; всяк одет по моде Рааля, дворца Астрагалов на острове Дорг. Ни одного привычного глазу сари.
Шудры сновали меж лордов, боясь ненароком пролить вина на чей-нибудь подол. Вино это легко было узнать из тысячи по пьяно-пряному цитрусовому запаху. Это было особое мандариновое с Аратинги, привезённое по велению Тавра. Сей жест доброй воли, однако, был для марлорда Гидриара лишь поводом стяжать благодарность и комплименты своему изысканному вкусу.
Но Гидре это вино было противно. Она видела, как в аратингских садах рабочих бьют зазубренными палками, и воображение живо рисовало ей прямую связь мучителей с отцом. «Буду пить красное лавильское», — решила она.
Гости же подобных предрассудков не имели. Янтарно-оранжевое вино с красными бликами расходилось по бокалам. Лорды и леди угощались десертами и деликатесами Мелиноя. Главным блюдом была особым образом запечённая плащеносная акула длиною почти в три метра, что выловили к свадьбе из великой реки Тиванды. Кроме того, к пиру щедро выносили приготовленные с перечным уксусом лебедей, речных креветок акоцилов, солёные зерновки кукурузы и многое другое.
Гидра так бы и вгрызлась в угощения — хоть бы даже в хлеб со спирулиной! — но вид родителей отбивал у неё аппетит. Она слишком привыкла, что мать больно тыкала её в бок или в живот, если замечала, что Гидра тянется к чему-нибудь вкусному. Так Гидра и привыкла не хотеть ничего съестного в её присутствии.
«Но вы уедете, и я сожру весь стол», — пообещала себе Гидра.
Музыка флейт свивалась с гармоничным бренчанием десятиструнных чаранго. Приходил голубник с полными клетками птиц, и подпитые гости стали выкидывать в окно белых голубей. Но некоторые разлетелись по холлу, накидав повсюду мелких перьев. Танцы в тесноте то и дело оборачивались курьёзами, а на традиционную для свадьбы раздачу милостыни был выделен мелинойский казначей, потому как, по заявлению диатра Эвридия, «из этого окна самолично кидать монетки — только в Тиванду попадёшь».
И действительно, замок, венчавший город, одновременно отстоял от него на возвышении поросшего манграми холма. Большая часть спален выходила на речную пойму. Словно стрелка в солнечных часах, Лорнас составлял с холмом утёс, что тянулся к Тиванде и бросал тень на строящиеся кварталы.
Множество прочитанных за здоровье молодых тостов перешло в иного рода разговоры. Диатрийская чета расположилась во главе стола. Диатрину Энгелю и его новоиспечённой супруге были отведены резные стулья с украшениями из слоновой кости, старинные, когда-то использовавшиеся как троны правителей Мелиноя.
Сидящая меж членов своего нового семейства Гидра чувствовала себя величественно. Справа от неё был диатрин Энгель, за ним — диатр и диатрис; а слева от неё — диатрин Эван, который мило общался с марлордом Вазантом Мадреяром и его четырьмя дочерями.
Эван и марлорд Вазант Мадреяр, налегавший своим пузом на стол, а аппетитом — на сочное мясо пекари, вели оживлённый разговор о расширении торгового порта на острове Благовест. По другую сторону диатр Эвридий провозглашал, что назначает Энгеля марлордом Мелиноя, таким образом возрождая прибрежное марлордство Рэйки спустя шестьдесят лет после уничтожения титула. И хотя Гидре больше нравилось слушать разговоры слева о том, как из Цсолтиги в порт Благовеста привозят редких тигров, внимание всех остальных гостей было устремлено к диатру Эвридию и его младшему сыну.