— Не бойтесь, Профессор, я сам посажу мистера Артура в поезд, — пообещал он. Артур помахал отцу рукой из отъезжавшего от дома кэба.
Стоял прекрасный весенний день. Небо было безоблачным, бескрайнее голубое небо, предрекавшее скорое наступление лета. Последние шестьдесят лет такую погоду называли королевской. Харкнесс осторожно вел кэб по улицам, стараясь ехать так, чтобы юноша получил удовольствие от поездки до вокзала, откуда его путь лежал в Рагби. Как и было обещано, Харкнесс повернул к Риджентс-Парку.
В то утро большая часть карет направлялась в сторону Вест-Энда и лондонского Сити и поэтому по внешнему кольцу Риджентс-Парка двигалось относительно малое количество кэбов, так что Харкнессу следовало бы обратить внимание на кэб, летевший навстречу с необычайной скоростью.
Харкнесс почувствовал опасность слишком поздно. Он увидел, как пассажир в кэбе выпрямился, поднял с пола дробовик со спиленными для удобства стволами и направил его прямо на юного Артура. Убийца выстрелил от бедра, нажав оба курка, когда кэбы поравнялись. От неожиданно громких выстрелов обе лошади сбились с шагу и попятились.
Артур, видя происходящее, от удивления приподнялся с сиденья. Два заряда свинцовой дроби тут же угодили ему прямо в грудь, дробя ребра, разрывая легкие и сердце. Тело юноши, залитое кровью, отбросило назад. Он успел сделать два мучительных вздоха, вскидывая голову и хватая ртом воздух, как выброшенная на берег рыба.
Дэниел Карбонардо выхватил пистолет и выпустил четыре пули, две в Майку Роуледжа и две в возницу, низкорослого Лени Адлера, пьяницу и бабника, уже два года ишачившего на Беспечного Джека.
И Роуледж, и Адлер получили пули в голову и умерли еще до того, как упали, — первый пытаясь перезарядить дробовик, второй — подхлестнуть лошадей, перешедших на галоп и остановленных позднее полисменом неподалеку от ботанического сада.
Харкнесс, заглянув в кэб, увидел безжизненное тело Артура и сразу сообразил, что следует делать. Он хлестнул старого верного Архи и помчался насколько это было возможно быстро в направлении Ноттинг-Хилла к дому Кэдвенора на Сент-Люкс-роуд.
Оставив бездыханного Артура на попечение Кэдвенора, Харкнесс старательно вычистил кэб и спокойно, стараясь не привлекать к себе внимания, отправился в Вестминстер.
Узнав ужасную новость, Мориарти повел себя как одержимый: издал долгий душераздирающий вопль, а потом принялся рвать на себе пуговицы, подобно ветхозаветным женщинам, рвавшим свои одежды. То был не единственный жест религиозного значения. В детстве мать заставляла его читать Библию по нескольку часов каждое воскресенье, и теперь Профессор выкрикивал слова, которые заучил наизусть много лет тому назад. То были слова охваченного горем Давида, узнавшего о смерти своего сына Авессалома. «О, сын мой Авессалом, — причитал он. — Сын мой, сын мой Авессалом! Лучше бы Господь отнял мою жизнь вместо твоей, Авессалом, сын мой!».
Горе его было столь велико и столь неуемно, что даже Сэл, слыша эти стенания, не осмеливалась подойти к нему.
«Именно этого и хотел Беспечный Джек! — стонал Мориарти. — Именно так, сведя с ума от горя, Джек пожелал сломить меня, чтобы я ослаб, потерял контроль над моей любимой семьей!»
— Похоже, они знали, что мы собирались заехать в парк, — сказал Харкнесс, когда Мориарти наконец успокоился. — Но ведь этого никто не знал, Профессор. Я ведь спросил у вас, можно ли ему в последний раз заехать в Риджентс-Парк, и вы дали согласие. Я никому не говорил. Тогда кто же?
Они посмотрели друг на друга и оба в одно и то же мгновение поняли истину: это мог быть человек, подслушивающий за дверью.
— Я видел мальчишку, Уолли Таллина, он побежал за угол и отдал письмо кэбмену, который часто околачивается здесь.
— Быстро приведи сюда Таллина, — распорядился Мориарти сдавленным от волнения голосом.
Вскоре перед ним предстал юный Уолли Таллин.
— Уолли, ты ни в чем не виноват, я уверен в этом. Но скажи мне, ты часто выполняешь поручения для Джима Терреманта?
— Конечно, сэр. Постоянно. Ношу записки мистеру Куимби, который делает ставки.
— А где можно найти этого Куимби?
— Обычно там, где стоянка кэбов. Возле пивной «Герцог Йоркский».
— Этим утром ты носил туда записку?
— Да, сэр. Мистер Куимби выглядел очень расстроенным, когда прочитал ее. Он сорвался с места и помчался на своем кэбе так, будто за ним гнался сам дьявол, сэр.
— Это было сегодня? Утром?