Читатель может посмеяться над проблемой: нашли над чем голову сушить, у нас сплошь и рядом люди работают на стульях, переживших не одно поколение служащих. Да, действительно, для того чтобы заработал наш человек, ему совершенно не обязательно создавать особые условия. Посидит и на жёлтом стуле с полустёртым штампом Морильлага. Да и стол ему не нужен — пусть, вон, потеснит соседа, всё равно у того места много. Но много ли наработает такой бедолага? Само отношение к нему предполагает, что ни он, ни его труд никому не нужен. И будьте уверены — много не наработает. Правда, есть немало бездельников и в самых шикарных креслах. Но это уже совсем другой вопрос.
Так вот, в организации, о которой идёт речь, всё было не так. Во-первых, там уделяли серьёзное внимание материальному обеспечению в самом широком и хорошем смысле этого слова. И не потому, что денег девать было некуда, а потому что для этого были свои, вполне веские причины. Во-вторых, помнили случай с жучком в электрощите одного из соседних филиалов, сканирующим наводки от компьютерных сетей. Поэтому к любым мелочам относились очень серьёзно.
Выяснив, что причиной проседания кресла явился вес Малыша, ему попытались найти подходящее, но во всей организации такого не нашлось. Тогда начальник их отдела поехал вместе с Малышом по магазинам, где поочерёдно проверялись все кресла, имевшиеся в продаже. Но и это предприятие не увенчалось успехом. Тогда неугомонные ребята из отдела «И» (а именно так назывался отдел оперативного мониторинга, в котором работал Малыш) расширили круг поиска, и нашли-таки в Интернете кресла, рассчитанные на вес до двухсот килограммов, которые производила одна американская фирма.
С тех пор Малыш обзавёлся личным креслом, но на отдельные случаи покушения на свою собственность смотрел снисходительно, так как был на удивление добродушным человеком.
Глава 4
Увидев Борю, Надежда особой радости не проявила. Поздоровавшись и сдав фонарь, она чинно присела неподалёку и раскрыла какую-то книгу.
Борис подождал несколько секунд, понял, что его игнорируют, и решил подойти сам.
— Что-то вы не очень торопились! — холодно встретила его Надя.
— Извини, совсем замотался, — сказал Борис. Не рассказывать же ей о летающих призраках паровозов и способности видеть в темноте.
— Интересно, где это тут ты мог замотаться? В подводной-то лодке…
Судя по всему, длительное пребывание в экстремальной ситуации не отбило у его новой знакомой способность острить. Как мог, он всё же рассказал о событиях последних суток, скрыв, правда, о видениях. В общем, объяснения Бориса вполне её удовлетворили, и она больше не дулась.
— Что твориться наверху? Наверно, родственники переживают… — то ли спрашивая, то ли утверждая, произнесла девушка.
— Да что родственники! Что вообще произошло, непонятно. Четвёртый день сидим, и неизвестно, собирается ли кто нас спасать?
— Как ты можешь так говорить? Тебя что, не волнует, что сейчас чувствуют родители, жена, дети?
— Родители далеко. Не уверен, что они знают о произошедшем. А жены нет, детей тоже. Так что за себя я спокоен.
— Тебе проще, а у меня в Морильске родители, брат. Вот уж, наверно, извелись-то!
— Не переживай, возможно, там уже нет никого в живых, — с медвежьей грациозностью пошутил Боря.
Надю, впрочем, такое предположение не обидело.
— Нет, я уверена, что всё будет хорошо!
— Ну да, конечно… Но что же всё-таки там произошло?
— Да Бог с ним, что произошло, расскажи лучше о себе.
— Да что рассказывать, — замялся он. — Родился я в Серпухове, это под Москвой…
Рассказ был недолог и больше напоминал анкету. Тем не менее, Надя слушала с интересом. В это время в зал вошли два мужика со связками фонарей, штук по пять, избавились от своей ноши и сели неподалёку, шумно отдуваясь. Судя по одежде, это были взрывники. Оба в возрасте за сорок, невысокие и плотные. У одного было болезненно-красное лицо. Второй — почти лыс — только несколько пучков волос на затылке. Они негромко разговаривали о какой-то раздатчице, которая «на той неделе снова подставила Татарина», отказавшись списать какие-то мешки; о каком-то начальнике, запретившем «палить забой» из-за нарушений в паспорте бурения, и прочих чисто производственных вопросах.
В очередной раз подивившись безмятежности своих коллег, которые не теряли присутствия духа даже в такой ситуации, Борис вернулся к разговору с девушкой. Через несколько минут он уже знал, что его новая знакомая живёт в Морильске с родителями, благодаря им же устроилась работать на рудник. У неё есть младший брат Тимур, который в этом году заканчивает школу. Ходит она в бассейн с подружкой и мечтает поступить в медицинский, так как пока за плечами только училище.
Пришедшие взрывники начали доставать продукты из пакета, чем снова обратили внимание Бориса: перечень их продуктов был тем же, что и у всех людей, встреченных им сегодня.
Этот невинный эпизод снова вызвал у него новый приступ тревоги. Всё-таки что-то зловещее было в том, что на четвёртые сутки полной изоляции от внешнего мира неизвестные раздали всем несчастным узникам этого подземелья, судя по всему, огромное количество продуктов, которого быть здесь не могло в принципе. Но больше всего угнетало, что все окружающие, словно сговорившись, не видели в происходящем ничего странного.
— Надь, а откуда у тебя эти продукты? — решился всё-таки спросить он, показывая на бутерброды из знакомой колбасы.
— Татьяна, стволовая, принесла, — без всякой эмоциональности сказала Надя.
— Стволовая? А она откуда взяла?
— Как откуда? — во взгляде у неё появилась отстранённость и лёгкая затуманенность, знакомая Борису по разговору с Женей и прочими коллегами час назад. — Ей, кажется, принёс какой-то знакомый… Да что ты о еде? Неужели не о чем поговорить? Лучше расскажи что-нибудь интересное.
Они ещё долго разговаривали, ожидая фонари. Борис рассказывал о своей учёбе в Москве и работе на руднике. Надя — в основном о семье и подругах.
— Ну всё же, не пойму, — говорил Борис, — ты говоришь, что твой отец — начальник цеха на Медном заводе?
— Что значит, «говоришь»? Так оно и есть! Что тут такого? — обиделась Надя.
— Так это же должность — почти как наш директор рудника… А ты работаешь здесь. Фельдшером. Неужели ты не хотела бы получить хорошее образование? И вообще, жить где-нибудь «на материке», в нормальном климате, а не в нашей деревне…
Слова эти не очень ей понравились.
— Ну как ты не понимаешь? Моё призвание — быть врачом. Я сейчас поработаю фельдшером, наберусь опыта, а потом пойду учиться на врача.
— Всё равно не понимаю! Зачем нужно было терять время, учиться на фельдшера, если можно было пойти на врача сразу? Даже за границей. В Англии, например. Это, конечно, не моё дело, но, думаю, отец мог бы тебе это обеспечить.
Похоже, сказанное Борисом не на шутку задело его собеседницу. Глаза её засверкали, дыхание участилось. Взглянув на неё, Борис пожалел, что затеял этот разговор, ему даже показалось, что девушка вот-вот бросится на него. Тем не менее, всплеска эмоций не последовало.
— Не знаю, мы решили так, — наконец после некоторой паузы ответила Надежда, отводя взгляд. Ей явно стало не по себе, — Сейчас вернусь, — пробормотала она и ушла, попросив на время фонарь у паренька, стоявшего на зарядке.
На душе у Бориса стало особенно тяжело. С одной стороны, он испытывал неловкость по отношению к девушке, которую, кажется, обидел. С другой — не мог понять мотивов её жизни на севере и работы на руднике. Ведь, судя по её рассказу, в семье у неё прекрасные отношения. Родители души в ней не чают, не бедные, могли бы обеспечить ей самое замечательное будущее. А она работает в этом убожестве и довольна жизнью…
«Что-то не вяжется. Логики нет никакой, — подумал Борис, — и ведь не одна она такая здесь. Пусть не все — большие начальники, но и многие другие морильчане за годы жизни накапливают на учёбу своим детям. А дети либо никуда не уезжают учиться, остаются работать здесь. Либо, что ещё более странно, отучившись, возвращаются сюда, работают всю жизнь, копят на обучение своим детям, мечтают уехать, но уезжают, только уйдя на пенсию, ничего от этой жизни уже получить не надеясь.