— Но нет худа без добра — за дежурства обещали платить как за обычные смены, — продолжал самый говорливый, Василий, разливая жидкость по пластиковым стаканчикам, и не обращая внимания на то, что Борис слушает его вполуха. — А мы, видишь, как тут работаем? Два часа трудиться нам ещё осталось, потом смену сдадим — и отдыхать.
Потом зашёл начальник, немного осунувшийся, но довольный. Ему тоже предложили рюмочку, но он отказался. Рассказал, что к ним претензий особых нет. У машинистов буровых нашли списанные запчасти, есть ещё какие-то проблемы на других участках. Им же пока (тьфу-тьфу) везёт. Для Бориса — особая новость. Всем проведшим четыре дня под землёй распорядились дать неделю отгулов и премию. Какую, правда, он ещё не знает.
— Так что собирайся — и домой отдыхать! Хочешь, дежурку у диспетчера закажу? А то что-то видок у тебя — в гроб краше кладут.
— Конечно, краше, — обрадовался Василий, — там хотя бы бреют, а ты — с четырёхдневной щетиной — перебор.
— Нет, спасибо, — слабо улыбнулся Боря, — я на автобусе… А побриться — успею дома.
И уехал.
Глава 10
Познакомились они после концерта в Академии, в котором участвовали студентки МГАХ{7}. Когда представление закончилось, нужно было перевозить реквизит, поэтому выделили двух человек, чтобы не заставлять дюжину хрупких девушек на ночь глядя таскать тяжести.
Одним из этих двоих оказался Андрей. Вместе с крепышом Костей из другого факультета они быстро всё погрузили и отправились на большом бело-зелёном автобусе по направлению к Москве.
Девицы из факультета хореографии и балетоведения — народ живой. Весь путь был заполнен их болтовнёй и заливистыми колокольчиками смеха. Наверное, поэтому Андрей сразу выделил девушку, которая щебетала меньше других, не хрустела чипсами и даже не обернулась, когда позади с катастрофическими последствиями уронили стеклянную банку. У девушки было на удивление красивое худенькое личико, хранившее выражение уверенности и аристократичности, огромные серые глаза и совершенно простой курносый носик, который сглаживал строгое выражение лица, делая его милым и трогательным.
Быстро стемнело, как это обычно бывает в феврале, и Андрей в неясном свете искоса любовался её мягкими грациозными движениями, светлыми локонами, пребывающими в очаровательном, и, возможно, тщательно продуманном беспорядке. Ему очень хотелось познакомиться с девушкой, но что-то мешало просто заговорить о каком-нибудь пустяке.
Вскоре автобус въехал в город, помчался по пустеющим магистралям, разворачивая ленты уличных огней, затем немного попетлял по переулкам и остановился во дворе какого-то театра. Долго вызванивали охранников, потом переносили вещи в маленькую, заваленную всякой ерундой комнатушку на третьем этаже. Андрею, как назло, постоянно попадалась молчаливая девушка, которая оказалась далеко не такой худенькой, как показалась ему вначале. У незнакомки была отличная фигура, а грудь — просто примагничивала внимание. В какой-то момент Андрей даже вынужден был отвернуться, чтобы не выдать своим остекленевшим взглядом болезненное внимание к её вторичным половым признакам.
Девушка действительно была красавицей, Андрея можно понять. Но всё этим бы и закончилось, если бы, на беду, она не жила недалеко от Курского вокзала, куда водитель должен был доставить курсантов после разгрузки реквизита. Поэтому назад ехали втроём: он, Костя и девушка.
Андрей безуспешно пытался бороться с приступом косноязычия, нахлынувшим после того, как Вера (так звали их спутницу) села рядом, задев невзначай его предплечье тёплым бедром.
Костя же, гад, оказался изрядным балагуром. Он живописно и смешно рассказывал о своих недавних приключениях в Египте, получая заслуженные награды Вериного смеха. Андрей краснел в темноте, пытаясь вставить хоть что-то остроумное, и с ужасом понимал, что безвозвратно уходят драгоценные секунды невольной близости с этим прекрасным созданием.
Успевали, аккурат, на последнюю электричку, но случилось непредвиденное. На одном из перекрёстков раздался визг тормозов и в автобус врезался джип. Событие не слишком весёлое, но совершенно обыденное на зимних московских улицах. Несмотря на незначительность повреждений, было совершенно ясно, что автобус поедет дальше не скоро.
Водители, притоптывая на морозце, разглядывали бамперы и незлобно переругивались, дожидаясь стражей порядка. А ребята стали решать, что делать дальше. Оба курсанта ориентировались в Москве плохо. Последняя электричка уходила через семь минут, а, по словам Веры, до вокзала было больше километра. У молодых людей сразу возникла надежда успеть добежать. Но девушка не смогла внятно объяснить им, как попасть на Земляной Вал, так что этот вариант отпал.
И тогда произошло первое чудо: Вера улыбнулась, и предложила переночевать у них. Андрей не мог точно сказать, как воспринял эту новость Костя, но его собственное сердце радостно сжалось оттого, что он сможет быть рядом с Верой ещё несколько часов. И ещё ему в этот момент показалось, что перед тем, как предложить ребятам остаться, Вера выразительно посмотрела на него. Как бы мельком, как бы переводя взгляд с супермаркета на разбитый джип, но, всё же явно на долю секунды задержала взгляд на его лице. Это сразу же улучшило его подавленное настроение.
Что и говорить, предложение было заманчивым, но они были людьми рассудительными и сразу поняли, что в Академии не обрадуются их задержке. Отпроситься на выходные в Москву или любой другой город было не проблемой. Но в Академии любили порядок — если отпустили до ночи, значит должны прибыть до ночи. Обуреваемые противоречивыми чувствами, они посовещались и сообщили Вере, что всё же, наверно, не смогут принять её предложение, так как надо обязательно вернуться, пусть даже на такси.
И тут произошло второе чудо.
— Это не проблема, — сверкнул жемчужинами зубов сероглазый ангел, — папа договорится. Пойдёмте.
Ребята словно загипнотизированные пошли за девушкой, звонящей по сотовому родителям. По разговору они пытались определить, кто же такой её папа, попутно оценивая сквозь пальто достоинства девичьей фигуры.
Вера жила недалеко, и уже через пятнадцать минут молодые люди вошли в гулкий подъезд старого, но вполне ухоженного семиэтажного дома, поднялись на третий этаж.
Родители приняли их так, словно два замёрзших курсанта были их долгожданными гостями. По подтянутому папе, одетому в дорогой халат, было сложно определить, каков род его занятий. Вполне возможно, что он был военным, хотя — не факт. Мама, Анастасия Павловна, оказалась стройной женщиной неопределённого возраста с золотистыми волосами и безупречным туалетом — словно только что вернулась из театра. Она сразу ушла на кухню и стала готовить на стол.
Вера куда-то исчезла, а Костя и здесь не ударил лицом в грязь — сразу принялся втираться в доверие к маме. Андрей постепенно начинал ненавидеть этого невысокого крепыша, который стал напоминать ему юного Бонапарта не только внешностью, но и напористостью. Наполеончик оккупировал кухню, с готовностью предложил свою помощь и продолжал задушевно о чём-то беседовать с мамой, одновременно выполняя её поручение.
Андрею присутствие на кухне показалось излишним, и он прошёл с папой в гостиную. Вера не обманула — за несколько минут вопрос с опозданием был действительно улажен. Для этого отец сделал два звонка. С заместителем начальника Академии он был явно знаком: перебросился несколькими фразами, рассказал о происшествии и узнал, кто отмечает отсутствующих. Затем осталось только позвонить дежурному по Академии, чтобы сообщить о разрешении полковника Уварова курсантам Ишимскому и В-ву задержаться в командировке до четырнадцати ноль-ноль завтрашнего дня.