— Что у нашей организации не будет названия.
— Да прямо! Если хочешь считать, что мы называемся „Морильск, проснись!“, то и считай. А официально называться не надо… Денисыч правильно сказал. Ты бы ещё устав нам сочинил и зарегистрировал в администрации.
— Ладно смеяться. Всё я понимаю. Но всё же красиво было бы: „Некоммерческая организация по защите прав человека „Морильск, проснись!“ А?
— Да, красиво… Только что, по-твоему, она будет дальше делать-то, эта некоммерческая организация?
— Что-что! Надо как-то довести до людей правду. Чтобы они знали, что с ними делают, и имели бы право выбора!
Поднявшись на очередной „стол“, ребята на секунду остановились.
— Я как раз сегодня разговаривал с Денисычем, — сказал Борис, — по-моему, он и сам не знает, что нам делать с нашим счастьем.
— Сказанул, дружище! — ответил Косик, присаживаясь на ствол упавшей чахлой лиственницы, с которой ещё не облетели последние пожелтевшие иголки. — Это давно известно.
— Кому давно, а кому и не очень, — сказал Боря, присаживаясь рядом, — я тут человек новый. По тому, насколько хорошо у нас тут всё организовано, думал, что и планы наши продуманы до мелочей.
— Что ты, какое там! — пробормотал спринтер. — У меня этих планов было знаешь сколько? Только Денисыч не даёт раскрутиться, говорит, чтоб не рыпался и сидел тихонько себе.
— Прав он, наверно. Диортам — такая организация, что шутки с ней плохи!
— Безусловно, организация серьёзная, и с кондачка с ней не разобраться… — сказал Косик задумчиво. — Но стремиться-то надо!
— Вот и я о чём! Не хочу, чтобы мне диктовали как жить, чему радоваться и что покупать, — начал расходиться Борис. — Не хочу, чтобы кто-то на мои деньги, деньги налогоплательщика, строил какие-нибудь дикие памятники, как у нас на Смоленской улице, и говорил мне, что это моя культура. Чтобы учили, чему я должен радоваться и кого должен ненавидеть.
На секунду они замолчали, наблюдая за несколькими птицами, пролетающими вдалеке. Боря подумал, что они, кажется, похожи на уток, но разве утки летают в июле стаями?
— Ты что, дружище! — Косик неожиданно не поддержал направления разговора. — Ты что, дружище! Думаешь, ты так крут? Сам раскрыл всемирный заговор? Да если бы не перемороженная партия „лекарства“ и не авария на руднике, то сидел бы ты сейчас у телевизора и кайфовал от очередного сериала.
— Да мне фильмы некоторые и так нравятся. Даже из дотриколитроновской эпохи.
— У меня есть знакомый, который работает у них, — заговорщически сказал Косик. — Он видел, какой там был скандал из-за перемороженных бочек с „лекарством“, полетели многие большие головы!
Эти новости были большим открытием для Бори. Про случай с испорченным триколитроном он уже слышал. А вот про знакомых из Диортама — не приходилось. Но он не подал виду:
— Ну и ладно, тогда мы бы вместе сидели у телевизора и смотрели сериал!
— Ага, вместе у одного телевизора! — развеселился Косик. — И слюни бы пускали!
Ребята ещё долго сидели на берегу ручья и разговаривали по душам. Боре почему-то вспомнился его лучший, до недавнего времени, друг Саша. Он рассказал товарищу об их совместных приключениях, о любовных похождениях Саши и его пренебрежении к любым правилам. Возвращаясь к событиям, связанным с другом, Борис предположил, что он был одним из тех, кто слабо восприимчив к триколитрону.
Косика заинтересовала история. Он подробно расспрашивал обо всём, что предшествовало странному заболеванию Саши, о том, насколько изменилось его поведение после выздоровления. В итоге он согласился, что Бориного друга, видимо, подвергли восстановлению триколитроновой зависимости. И, скорее всего, ещё дополнительному глубокому кодированию.
Когда Боря рассказал о том, что бывший друг его, ко всему, полностью изменил образ жизни, перестал общаться с прежними друзьями, и подал заявление в ЗАГС с одной из самых бледных своих Марин, Косик расстроился и сказал только:
— Тут ничего не поделать, Борь. Утешайся тем, что он по-своему счастлив. А ещё, что ты — не на его месте.
Глава 11
После встречи в кабинете Босса Андрей сразу же приступил к выполнению новых обязанностей. Вместо себя предложил начальником своего заместителя, Колю Давыдова, немолодого коренастого мужичка, который подвизался в отделе „А“ вечным заместителем. Он был им до назначения Андрея и, видимо, останется после. Образование инженера-строителя не позволяло ему надеться на что-то большее. Звёзд с неба не хватал, но работу знал хорошо. Так что Андрей оставлял на него отдел с лёгким сердцем, пообещав Боссу всячески помогать Коле.
Несколько дней Андрей изучал многочисленные материалы по непростому вопросу, который ему поручили. Два раза у них были продолжительные беседы со Львом Самуиловичем, который, вопреки первому впечатлению, оказался на удивление умным и проницательным человеком. Он рассказал Андрею массу полезного об организациях, борющихся со спецслужбами во всём мире, их методах работы и конспирации, а также о том, каким образом удавалось их разоблачить.
После этих бесед Андрей уже не считал Льва Самуиловича самодовольным и нелепым московским хлыщом. Вместе они сформировали несколько гипотез, которые предстояло отработать. Напоследок договорились, что Андрей будет периодически сообщать Льву Самуиловичу о ходе расследования.
Должность второго зама давала не только более высокий оклад. Вместе с ней Андрей получил роскошный кабинет с комнатой отдыха и тренажерным уголком, классически безмозглую секретаршу Зиночку и толкового личного помощника — Олега. Но по-настоящему насладиться всем этим счастьем он не смог, так как кабинет сразу превратился в штаб-квартиру по руководству наступлением на неведомого врага. Формально в подчинении у него был один помощник, но второй зам мог свободно привлекать любое количество сотрудников из любых отделов, кроме, разумеется, отдела „Д“, сфера компетенций которого не была точно известна даже многим сотрудникам филиала. Но вначале предстояло определить: в каком вообще направлении двигаться, и наметить предварительный план действий.
Когда вместе с помощником они закончили изучать имевшийся материал, картина сложилась действительно странная. При имевшихся в распоряжении Диортама методах получения информации казалось просто невероятным как возникновение ПГ, так и упущенный террорист…
В первую очередь, памятуя советы Льва Самуиловича, занялись ПГ. С помощью оперативной группы отдела „Н“ повторно допросили всех тщательно „проработанных“ ранее 19 работников рудника, благо, те забывали о разговоре сразу после выхода из кабинета, так что допрашивать их можно было хоть каждый день. Это заняло три дня, но ничего нового, как и ожидалось, не прибавило. Под действием кода все допрошенные в общих чертах подтверждали данные из протоколов, а это свидетельствовало только о том, что предыдущая следственная группа вела допросы аккуратно и профессионально.
Андрей, конечно, пытался получить от них и дополнительную информацию помимо той, что уже была известна, но эти попытки не принесли практически ничего нового — никто не знал ни о ПГ, ни о его попытках скрыться от контроля при подъёме.
После этого было решено расширить круг поиска. В него включили десяток наиболее подозрительных людей, бывших в шахте во время аварии, а также всех тех, у кого снизилась восприимчивость к триколитрону, рассчитывая заодно проверить их состояние. Итого, получилось тридцать девять человек.
Через неделю, когда заканчивали допрашивать тридцать пятого, Андрей начал испытывать отвращение к процессу допроса, к слюнявым мордам откровенничавших „пациентов“ и малоразборчивому „потоку сознания“, который те выдавали на вопросы, требующие развёрнутого ответа. В запылённое и, наверно, никогда не мывшееся окно кабинетика на шестом этаже виднелись чёрные проталины какой-то свалки, а вдалеке — голубые корпуса электростанции, ставшей косвенной причиной аварии и необходимости в данный момент ему присутствовать здесь. Он откровенно скучал, пока коллеги выполняли свою работу. Видимо, операторы допроса тоже начали подходить к своим обязанностям с прохладцей, поэтому самую ценную информацию, данную тридцать пятым пациентом, сразу никто не уловил.