Мнение Саши по этому поводу было категоричным:
— Успокойся, — видно, он не склонен был долго обсуждать преимущества дешёвых подделок под новогоднее волшебство. — Если в следующем году вместо этой поделки поставят табличку с надписью «Ёлка» на шесте и обернут её лентой с надписью «Гирлянды», никто даже не заметит.
В это время они сидели в зале ожидания, вот-вот должна была подойти клеть. Настроение у Бориса было почему-то подавленным. Возможно, потому, что снова нужно было идти на новый горизонт. Но нет, даже не это. Просто идти надо было одному — Сашу оставляли на пятидесятом горизонте.
По договорённости, его должны были перевезти на клети, но потом оказалось, что это по какой-то причине невозможно. Вначале Боря пытался возмущаться: как, пешком что ли идти? Но Михалыч долго дебатировать не стал:
— Там два рудоспуска переполнены, руду бросать некуда. Ты что хочешь, чтобы из-за тебя четвёртый участок остановили? Или на руках тебя перенести?
Когда спустились в шахту, озлобленный Борис начал неохотно собираться. Саша, пробегая мимо, на секунду остановился:
— Что, пешком пойдёшь?
— Угу… — пробормотал наш герой, бросая свои нехитрые пожитки в сумку.
— Дорогу хоть найдёшь?
— Попытаюсь.
Конечно, не дело машинисту бегать пешком, не на это он учился. Но раз надо — значит надо. Через несколько минут Боря уже подходил к уклону, ведущему на сотый. Он редко ходил по шахте пешком, предпочитая передвигаться на транспорте. Но дорогу на новый горизонт, конечно, знал. Да и что её знать? Иди себе по уклону да иди.
Видимо, всё же, спокойно этот день отработать ему было не суждено. Через пару сотен метров из-за поворота показалась полосатые пластиковые «ежи», которыми в шахте перекрывают выработки. Проход был закрыт, слышался свист и рокот буровой установки. Недоумевая, как могут перекрыть одну из магистральных выработок, Боря сделал несколько шагов за ограждение. Тут же к нему подскочил какой-то полноватый мужичок и закричал:
— Поворачивай назад! Тут нет прохода. Не видишь что ли?
— А как же на нижние горизонты попадать? — удивился Боря.
— Через подсечку! — прокричал в ответ мужичок и перечислил выработки, по которым нужно идти. — Да ты не заблудишься. Там сейчас все машины ездят, по следам увидишь… А тут ещё дня два будет перекрыто, кровлю укрепляем, — добавил, видя, что недоумение во взгляде Бориса не трансформируется в действие. — Поднимешься метров на тридцать назад и поворачивай направо. Дальше — иди, как я сказал.
Ничего не оставалось делать, только развернуться и идти на так нелюбимую им подсечку. Этим страшным словом назывались горизонты, где непосредственно велась добыча руды. И, хотя машинисты электровозов работали в тесном контакте с добычными участками, сами на подсечке бывали обычно не чаще двух раз в году: в очередной раз отрабатывая свои действия при введении плана ликвидации аварии. Стоит ли пояснять, что эти таинственные места с гораздо менее упорядоченными и, к тому же, постоянно меняющимися выработками очень не любили все, кому посчастливилось там не работать?
Покинув уклон, он словно оставил цивилизацию. Кривая дорожка петляла в теле матушки-земли совершенно причудливым образом. Местами приходилось обходить такие буераки, что наш герой удивлялся: как тут вообще могла проезжать какая-либо техника, пусть даже и рудничная — неубиваемая? Местами прямо по почве текли ручейки какой-то грязной жижи, встречались небольшие лужицы и даже озерца. Воздух стал гораздо хуже — луч фонаря выхватывал из темноты сизоватую дымку. Не перестающий материться Борис вдруг вспомнил анекдот про шахтный воздух. Тот, в котором старый шахтёр приехал в санаторий на море, но долго не выдержал — испытывал сильный дискомфорт оттого, что там совсем не видно воздуха. Почему-то от этого глупого анекдота на душе немного полегчало. Он вспомнил волшебный воздух приморского посёлка, то, как Людина грудь грела его торс сквозь майку, когда они поздно ночью в обнимку возвращались в свой домик, улыбнулся, поправил сумку на плече и двинулся дальше.
Людей совсем не было, зато два раза приходилось разминаться с ПДМ. В первый раз выскочившая из-за поворота огромная машина чуть не размазала нашего героя по борту, едва не закончив, таким образом, преждевременно наш рассказ. Видно, за рулём сидел кто-то, мечтавший о карьере гонщика. Огромная туша пронеслась мимо на запредельной скорости в нескольких сантиметрах от вжавшегося в рельеф борта Бориса, попутно обдав его выхлопными газами и обрызгав какой-то горячей жидкостью.
Во второй раз вышло немного получше: ему удалось нырнуть в какую-то отходящую выработку и благополучно пропустить машину. Выйдя из своего укрытия, он понуро пошёл дальше, но вскоре понял, что идёт куда-то не туда. Следов на почве стало гораздо меньше, да и суше стало — лужи почти пропали. Подустав и совсем потеряв интерес к достижению конечной цели, Боря брёл вперёд, пытаясь, тем не менее, определить по каким-нибудь признакам верное направление. Он помнил слова мужика: обратно на уклон можно выйти по слоевому орту?24/17 или, если пропустит поворот, то по транспортной сбойке?2. Но нигде не было видно корявых букв «СО 24/17» или «ТС-2», которые бы свидетельствовали, что он на правильном пути. Ещё он знал, что, по идее, в направлениях, ведущих к откаточным горизонтам, должна быть сильная (или хоть какая-нибудь) встречная вентиляционная струя. Но чем дальше он заходил, тем слабее делалось всякое движение воздуха.
Становилось как-то тихо и тревожно. Из соседних выработок отчётливо слышались то потрескивание, то отдалённый гул вентиляторов местного проветривания. По-прежнему не встретилось ни одного человека. Поэтому, когда вдалеке замаячило пятно чьего-то фонаря, он только обрадовался. Показавшийся человек, видимо, вышел из-за какого-то угла и никуда не собирался идти, поджидал Бориса. Фонарь светил прямо ему в лицо.
— Эй, кто идёт? — закричал фонарь мощным баритоном.
— Кто, кто?! Я в пальто! — ответил Борис, удивлённый столь навязчивым вниманием к своей персоне.
— Никак руду нашу п**дить? — не унимался фонарь.
— Да, именно! — сказал Борис, которого допрос начал веселить. — В ведро не насыплешь?
Эта фраза, кажется, успокоила собеседника.
— А! Ну подходи, бери, — сказал тот уже совсем другим голосом. — Тока тогда ты её сам от бортов отбивай. Кирку мы тебе дадим…
Парень был, наверно, ровесником Бориса, невысокий, но крепкий, в каске, ещё смутно помнившей свой исконный белый цвет.
— Владимир, — весело сказал он, подавая руку, — мастер четвёртого.
— Борис, — в тон ему ответил наш герой, удивляясь, как в этих местах можно вообще чему-нибудь радоваться.
— Какими судьбами у нас?
— Заблудился. Шёл на сотый по уклону, а там перекрыто…
— О, да ты и правда заблудился! Отсюда знаешь сколько до сотого пилить?
— Сколько? — спросил Боря без энтузиазма, понимая, что ответ его вряд ли обрадует.
— Ну, скажем так, ближе всего, это вернуться назад, к тому месту, с которого ты вышел, свернуть на трубный ходок, а там — совсем рядом.
Это ничего Боре не объяснило и настроения действительно не прибавило. Владимир, видно, заметил растерянность гостя, улыбнулся:
— Да я смотрю, ты в наших краях человек новый. То-то, подумал, что раньше тебя чего-то не наблюдал…
— Так конечно! Я ж — машинист электровоза. Кроме как по плану ликвидации сюда почти не попадал. А тут запускают откатку на сотом, приходится ездить иногда. А сегодня ещё, как назло, клеть не дали, пришлось, вот, пешком идти…
— А-а! Ну тогда не боись, пошли, — хлопнул его по плечу. — Как-нибудь твоему горю поможем.
После этих слов мастер свернул в боковую выработку, из которой вышел, и уверенно зашагал вперёд. Идти пришлось недолго — через несколько метров они вышли на просторную дорогу. Метрах в тридцати виднелось несколько освещённых ниш. Подойдя поближе, Борис понял, что это была база добычного участка. То, что он принял за ниши, было выходами из базы. «Ну да, понятно, четвёртого участка, Владимир же говорил», — подумал он.